"Александр Дюма. Женщина с бархоткой на шее ("Тысяча и один призрак") (Собрание сочинений, Том 35) " - читать интересную книгу автора

радостно смотреть на него. Его высокий рост и худощавость, его длинные
тонкие руки, его длинные бледные пальцы, его длинное лицо, выражавшее
глубокую грусть и доброту, - все это гармонировало с его слегка тягучей
речью, которая модулировала из тона в тон и в которой время от времени
слышался франшконтийский выговор - от него Нодье так до конца и не
избавился. Нодье-рассказчик был неистощим: он никогда не повторялся, он
всегда рассказывал что-нибудь новое. Время, пространство, природа, история
были ддя Нодье кошельком Фортуната, откуда Петер Шлемиль неизменно черпал
полными пригоршнями. Нодье знал всех - Дантона, Шарлотту Корде, Густава III,
Калиостро, Пия VI, Екатерину II, Фридриха Великого - кого он только не знал!
Подобно графу де Сен-Жермену и таратанталео, он присутствовал при сотворении
мира и, видоизменяясь, прошел сквозь века. Относительно этого видоизменения
у него существовала даже весьма любопытная теория. Согласно теории Нодье,
сны - это лишь воспоминания о днях, протекших на другой планете, отсвет
того, что было когда-то. Согласно теории Нодье, самые фантастические мечты
соответствовали событиям, некогда происшедшим на Сатурне, на Венере или на
Меркурии: самые причудливые образы были всего только тенью тех форм, что
оставили о себе воспоминания в нашей бессмертной душе. Впервые посетив
Геологический музей в Ботаническом саду, он вскрикнул, обнаружив там
животных, которых он видел во время потопа при Девкалионе и Пирре, и порой с
языка у него срывались признания, что, увидев стремление тамплиеров к
мировому господству, он посоветовал Жаку Моле обуздать свое честолюбие.
Иисуса Христа распяли не по вине Нодье - из всех, кто слушал Христа, он один
предупредил его о том, что Пилат против него злоумышляет. Чаще всего Нодье
представлялся случай увидеть Вечного жида: впервые он увидел его в Риме во
времена папы Григория VII, второй раз - в Париже, накануне Варфоломеевской
ночи, и в последний раз - в городке Вьен, что в Дофине; о Вечном жиде у
Нодье хранятся наиболее ценные документы. И в связи с этим он обнаружил
ошибку, в которую впали ученые и поэты, в частности Эдгар Кине: это был не
Агасфер (имя полугреческое, полулатинское) - так звали человека, в чьем
кармане всегда было пять монет, - это был Исаак Лакедем; за это Нодье
ручался, ибо слышал разъяснения из его собственных уст. От политики, от
философии, от традиций он переходил к естественной истории. Как далеко
опередил Нодье в этой науке Геродота, Плиния, Марко Поло, Бюффона и
Ласепеда! Он знал таких пауков, рядом с которыми паук Пелисона был просто
дрянь; он возился с жабами, рядом с которыми сам Мафусаил казался младенцем;
наконец, он завязал отношения с такими кайманами, рядом с которыми тараска
была не более как ящерицей.
И в таких случаях с Нодье все происходило так, как это всегда бывает с
гениями. В один прекрасный день, когда он искал чешуекрылых (это было во
время его пребывания в Штирии, краю гранитных скал и вековых деревьев), он
залез на дерево, чтобы исследовать дупло, которое он заметил, сунул туда
руку - у него была такая привычка, и это было достаточно неосторожно, ибо в
один прекрасный день он вытащил из дупла не только руку, но и змею, которая
обвилась вокруг руки, - итак, обнаружив в один прекрасный день дупло, он
сунул туда руку и почувствовал что-то липкое, мягкое и податливое. Он быстро
вытащил руку и заглянул в дупло: в глубине тускло блестели два глаза. Нодье
верил в существование дьявола, и вот, увидев эти два глаза, которые очень
напоминали глаза Харона, как уголья горящие, по словам Данте, Нодье сначала
удрал, потом, поразмыслив, передумал, взял топорик и, измерив глубину дупла,