"Нодар Владимирович Думбадзе. Мать" - читать интересную книгу автора

конец стань карманником!
- Что? Ты слышал, Андо, что сказал Барыга? Стань, говорит, на худой
конец карманником! У, падла, я тебе обрежу твой гнилой язык! - сказал,
вставая, Зарзака.
- Да ладно, сиди, нашел место права качать, - успокоил его Андо.

Любит мать своих детей,
Мать не помнят детки,
Оттого и наша жизнь
Горше горькой редьки, -

затянули песню парни из Ваке.
Пьяница собрал со стола мелочь и, не считая, опустил монеты в карман.
Сосчитать он их не мог при всем желании - от выпитой водки мутило, в
голове шумело, он с трудом держался на ногах. Ему не хватало воздуха, он
задыхался. Обмякшее его тело словно плавало в зловонном тумане,
заполнившем весь подвал - от потолка до пола. Он стоял и ждал, когда
приостановит свой бег вертевшийся каруселью подвал, чтобы отыскать дверь и
выбраться из этого смрада на свежий воздух... Вот карусель замедлила ход,
вот показалась дверь... Пьяница двинулся к ней... Э-э-эх! Не успел! Дверь
проплыла мимо... Он стал ждать... Начался второй круг... Так... Все
движется по порядку... Первый стол, за которым сидели молчаливые
рабочие... Но стол теперь пустой - рабочие ушли... Второй стол, третий,
четвертый, пятый... Где же дверь? Боже мой, куда девалась дверь?! А, вот и
она! Но что это? Официант Сеит снял дверь вместе с рамой, взвалил ее на
плечи и шагает так, словно он и есть дверь!.. Как же теперь быть? Как
выбраться отсюда? А выбраться нужно во что бы то ни стало, иначе он
задохнется, сердце его не выдержит... Что делать? Нет, надо любыми
средствами проскочить сквозь дверь! Или сквозь Сеита? А, была не была!
Пьяница бросился на Сеита-дверь и в отчаянии ухватился за ручку...
В подвале сперва раздался звон разбитой посуды и грохот покатившегося
по каменному полу подноса, а затем звук сочной оплеухи. Подвал на
несколько секунд будто превратился в окаменевший сказочный город, а когда
вся эта масса вновь задвигалась, Сеит схватил пьяницу за волосы, подтащил
к двери и сильным пинком вытолкнул на улицу.
Пьяница упал. Он с наслаждением вдохнул свежий воздух, прильнул щекой
к холодной мостовой и замер.
И вдруг пьяница почувствовал, как в нем зашевелилось какое-то
смутное, давным-давно позабытое чувство. Он никак не мог вспомнить, как
это чувство называется. А оно все властнее овладевало им, сжимало сердце,
причиняло боль... И лишь тогда, когда какой-то прохожий нагнулся и поднял
его на ноги, пьяница вспомнил, что нахлынувшее на него столь неожиданно
чувство называется давно вычеркнутым из памяти словом - "самолюбие"... И,
вспомнив, он невольно оттолкнул прохожего и выругался. Выругался тихо,
беззлобно. Выругался лишь для того, чтобы люди поняли - перед ними стоит
не животное, а человек. Добрый прохожий промолчал, с сожалением улыбнулся
и пошел дальше.
...Пьяница вытер рукой сочившуюся из носу кровь и побрел,
пошатываясь, по узкой улице Меликишвили. Прохожие обходили его или вовсе
переходили на другую сторону улицы. А он шел себе, не шумя, не ругаясь,