"Грезящий город / The Dreaming City [= Падение Имррира, Гибель Призрачного города, Гибель Имррира]" - читать интересную книгу автора (Муркок Майкл)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Признание родства

Элрик оглянулся на ревущие, рушащиеся, падающие, объятые пламенем развалины Имррира и приказал мокрым от пота гребцам работать быстрее. Корабль со все еще развернутыми парусами, поймав встречный ветер, клюнул кормой, и Элрику пришлось вцепиться в леер, чтобы его не выбросило за борт.

Он смотрел на Имррир, и в горле у него стоял ком. Элрик понимал: теперь он превратился в бездомного, в предателя и женоубийцу — пусть и невольного. В своей слепой мстительной ярости он убил единственную женщину, которую любил. Теперь с этим было покончено — со всем было покончено. Он не видел для себя никакого будущего, потому что его будущее было связано с прошлым, а теперь это прошлое лежало в охваченных огнем руинах. В груди у него родились бесслезные рыдания, и он еще крепче ухватился за леер.

Его ум против желания возвращался к Симорил. Он уложил ее тело на ложе и поджег башню. Потом он вернулся и увидел, что атака увенчалась успехом — победители тащили к кораблям драгоценности и девушек, которым было суждено стать рабынями. По пути они на радостях поджигали высокие красивые здания.

Он стал причиной гибели того последнего, что свидетельствовало о существовании когда-то великой и могущественной Сияющей империи, и теперь ему казалось, что и большая часть его самого перестала существовать.

Элрик оглянулся на Имррир, и внезапно еще большая скорбь обуяла его — он увидел, как башня, хрупкая и прекрасная, словно тонкое кружево, накренилась и рухнула, объятая пламенем.

Он сровнял с землей последний великий памятник умирающего народа — его собственного народа. Когда-нибудь люди, возможно, научатся строить прочные, изящные башни, похожие на башни Имррира, но в ревущем хаосе, сопровождающем падение Грезящего города и исчезновение мелнибонийского народа, умирало само это знание.

А что же Владыки Драконов? Ни они, ни их золотые барки не вышли навстречу пиратам — город защищали только пешие воины. Может быть, они спрятали корабли в какой-нибудь тайной бухте и бежали внутрь острова, когда захватчики напали на город? Сражение было слишком уж скоротечным, чтобы считать, что мелнибонийцы потерпели окончательное поражение. Уж слишком легко далась чужакам победа. Может быть, теперь, когда флот отходит, Мелнибонэ собирается нанести внезапный удар возмездия?

Элрик чувствовал, что такой план мог бы существовать, возможно, этот план предусматривал использование драконов. Его пробрала дрожь. Он ничего не сказал своим союзникам об этих зверях, которых мелнибонийцы в течение многих веков использовали в своих целях. А ведь даже в этот самый момент кто-нибудь может отпирать Драконьи пещеры. Он заставил себя не рассматривать этот вопрос с такой пугающей стороны.


Флот направлялся в открытое море, а Элрик не мог оторвать скорбных глаз от Имррира, словно воздавая молчаливый долг городу его предков и мертвой Симорил. Скорбь волной снова нахлынула на него, когда перед его мысленным взором возникла Симорил, погибающая от его меча. Элрик вспомнил, о чем она предупреждала его, когда он отправлялся в Молодые королевства: оставляя на Рубиновом троне Йиркуна, отказываясь на год от своей власти, он обрекает ее и себя на гибель. Он проклял собственную глупость. И тут по кораблям пиратского флота прошел какой-то ропот, словно вдалеке прозвучал удар грома. Элрик резко повернулся, намереваясь выяснить причину внезапного испуга.

Мелнибонийские боевые барки с золотыми парусами появились по обеим сторонам гавани. Их было тридцать, и они вышли из двух гротов лабиринта. Элрик понял, что они, видимо, скрывались в других каналах, намереваясь атаковать неприятеля, когда тот будет возвращаться, понеся урон и пресытившись грабежами. Это были остатки могущественного флота Мелнибонэ, огромные боевые корабли, секрет строительства которых был утрачен. На вид они казались древними и неповоротливыми, но тем не менее двигались быстро, имея по четыре или пять рядов огромных широких весел, и скоро окружили вражеский флот.

Корабли, ведомые Элриком, на его глазах словно бы уменьшились в размерах; теперь, рядом с исполненными величия огромными сверкающими боевыми барками, они казались сборищем утлых лодчонок. Барки были прекрасно оснащены и готовы к бою, тогда как воины и матросы, штурмовавшие Имррир, выдохлись после сражения. Элрик понимал, что есть только один способ сохранить хотя бы малую часть флота. Он должен колдовством вызвать ветер, который надует паруса его кораблей.

Большинство флагманских кораблей были рядом с ним, а он теперь занимал корабль Йариса, который напился во время сражения и погиб от ножа мелнибонийской рабыни-шлюхи. За кораблем Элрика шел корабль графа Смиоргана — этот коренастый морской владыка хмурился, прекрасно понимая, что, несмотря на численное превосходство, их флот в предстоящем сражении обречен на разгром.

Но вызвать ветер, силы которого хватило бы на столько кораблей, было делом опасным, поскольку в результате высвобождалось колоссальное количество энергии, и элементали, управлявшие ветром, вполне могли обратить эту энергию на самого чародея, если он не примет соответствующих мер предосторожности. Но других возможностей не было, иначе катапульты с золотых кораблей разнесут пиратский флот в щепки.

Элрик, сосредоточиваясь, начал произносить древние и страшные длинные имена существ, обитавших в воздухе. И опять он не мог позволить себе впасть в транс, потому что ему приходилось быть начеку — ему нельзя было пропустить тот момент, когда элементали попытаются взяться за него. Он обращался к ним голосом, который иногда был высокий, как крик баклана, а иногда шелестел, как приливная волна, и перед его помутневшим взором стали вырисовываться неясные очертания сил ветра.

Сердце его стучало, как молот в груди, в ногах ощущалась слабость. Он собрал все свои силы и призвал ветер, который пронзительно и неистово застонал, бесясь в воздухе рядом с ним, и принялся раскачивать даже огромные мелнибонийские суда. И тогда Элрик направил его в паруса приблизительно сорока пиратских судов. Многих он был не в силах спасти, потому что они находились за пределами даже его немалых возможностей.

Сорок судов избежали губительных столкновений с барками мелнибонийцев и под завывания ветра и скрип дерева понеслись по волнам, их мачты трещали, когда очередной порыв ветра ударял в паруса. Весла вырывались из рук гребцов, и в бурунном кильватерном следе за каждым из кораблей оставались обломки дерева.

Очень быстро они оказались за пределами медленно смыкающегося круга мелнибонийских барков и с безумной скоростью понеслись по открытому морю. Моряки чувствовали, что воздух изменился, и видели вокруг себя какие-то странные меняющиеся формы. В существах, которые помогали им, было что-то зловещее, какая-то неземная враждебность.

Смиорган махнул Элрику и благодарно усмехнулся.

— Благодаря тебе, Элрик, мы в безопасности! — закричал он через разделявшее их водное пространство. — Я знал, что ты принесешь нам удачу!

Элрик сделал вид, что не слышит его.

Владыки Драконов, подстегиваемые чувством мести, бросились в погоню. Золотые барки Имррира летели почти с такой же скоростью, что и пиратские корабли, которым помогало колдовство, и некоторые из преследуемых галер, на которых под напором ветра раскололись и рухнули мачты, не ушли от возмездия.

Элрик видел, как огромные абордажные крючья из зловеще мерцающего металла полетели с палуб имррирских барков и с хрустом впились в изуродованное дерево тех пиратских кораблей, которые из-за поломок плелись в хвосте флота. Из катапульт на кораблях Владык Драконов в сторону многих преследуемых судов полетели огненные шары. Обжигающее вонючее пламя словно лава растекалось по палубам, пожирая дерево, как купорос бумагу. Люди кричали, пытаясь сбить пламя с горящей одежды, некоторые прыгали в воду, но пламя не гасло даже там. Некоторые уходили под воду, и с поверхности можно было проследить их погружение — пламя продолжало гореть и внизу, а потому люди и суда опускались на дно, как горящие усталые мотыльки.

Палубы судов, которых не коснулся огонь, были красны от крови — взбешенные имррирские воины, перебравшись на корабли противника, крошили всех и вся своими огромными мечами и боевыми топорами, производя страшное опустошение в пиратских рядах. Имррирские стрелы и метательные копья тучами летели с высоких палуб мелнибонийских кораблей, сея панику на небольших пиратских судах.

Элрик видел все это по мере того, как его корабль стал медленно обгонять ведущую имррирскую барку, флагманский корабль адмирала Магума Колима, командира мелнибонийского флота.

И теперь Элрик позволил себе сказать несколько слов графу Смиоргану.

— Мы обошли их! — прокричал он, перекрывая рев ветра, чтобы было слышно на соседнем корабле, где Смиорган стоял, во все глаза глядя в небо. — Только держи курс на запад, или нам конец!

Но Смиорган не ответил. Он продолжал смотреть в небо, и в глазах у него застыл ужас — ужас в глазах человека, который прежде никогда не знал, что такое страх. Элрик с тревогой проследил за направлением взгляда Смиоргана и тоже увидел их.

Без сомнений, это были драконы! От огромных рептилий их пока отделяли несколько миль, но Элрик знал, на что способны летающие чудовища. Средний размах крыльев этих почти что вымерших монстров составлял около тридцати футов. Их змееподобные тела, начинающиеся узкомордой головой и заканчивающиеся смертоносным хвостом, имели в длину около сорока футов, и, хотя из их пастей не извергались пламя и дым, Элрик знал, что их яд горюч и может поджечь дерево или ткань.

На спинах драконов сидели имррирские воины. Вооруженные длинными пикообразными стрекалами, они дули в необычной формы рожки, и над морем разносилась странная мелодия. Когда до золотого флота оставалось с пол-лиги, ведущий дракон нырнул вниз и сделал круг над огромным флагманским барком, крылья его, рассекавшие воздух, производили звуки, похожие на разряды молний.

Серо-зеленая чешуйчатая тварь кружила над золотым кораблем, который раскачивался на пенящемся, бурном море. Дракон был хорошо виден на фоне безоблачного неба, и Элрик смог неплохо его разглядеть. Стрекало, которым укротитель дракона помахивал адмиралу Магу му Колиму, представляло собой длинную, тонкую пику со странным вымпелом, расцвеченным черными и белыми зигзагами и различимым даже с такого расстояния. Элрик узнал знаки различия вымпела.

Во главе преследователей, жаждущих отомстить за Имррир Прекрасный, был Дивим Твар, друг юношеских лет Элрика, повелитель Драконьих пещер.

Элрик крикнул Смиоргану:

— Вот теперь начнется самое страшное. Делай, что можешь, чтобы их отогнать!

Забряцало оружие — люди с ощущением почти полной безнадежности готовились отразить эту новую угрозу. Колдовской ветер почти не давал никакого преимущества против быстрокрылых драконов. Дивим Твар явно согласовал свои действия с Магумом Колимом, и его стрекало сильно хлестнуло по шее дракона. Огромная рептилия взмыла вверх и стала набирать высоту. За первым последовали одиннадцать остальных драконов.

С кажущейся медлительностью драконы начали неумолимо приближаться к пиратским кораблям, экипажи которых молили своих богов о чуде.

Они были обречены. Опровергнуть этот факт было невозможно. Обречены были все пиратские корабли, а налет таким образом становился бесплодным.

Элрик видел отчаяние на лицах людей, видел, как гнутся под напором пронзительного колдовского ветра мачты пиратских кораблей. Теперь им оставалось только одно — умереть…

Элрик постарался прогнать из головы неопределенность, которая заполняла его мысли. Он вытащил свой испещренный рунами меч и ощутил его пульсирующую злобную силу. Но теперь он ненавидел ее — ведь она вынудила его убить единственное существо, которое он любил. Он отдавал себе отчет в том, насколько его собственная сила зависит от Черного Меча его предков и насколько слабым он будет без него. Он был альбиносом, а это означало, что жизненной энергии у него меньше, чем у обычного человеческого существа.

Туман в его голове замещался красной пеленой страха, а он с дикой и тщетной яростью проклинал надуманные предлоги мести, которые привели его на Мелнибонэ, проклинал тот день, когда согласился возглавить рейд на Имррир, а более всего клял он мертвого Йиркуна и его порочную зависть, которая и стала причиной всех этих предопределенных роком событий.

Но для проклятий самого разного рода теперь было поздно. Воздух наполнился хлопками драконьих крыльев — чудовища приближались к спасающемуся бегством пиратскому флоту. Ему нужно было принять какое-то решение; хотя он и не испытывал жажды жизни, но не хотел умирать от рук мелнибонийцев. Он поклялся себе, что умрет только от собственных рук. Он принял решение, ненавидя себя.

Он отпустил колдовской ветер, когда драконий яд пролился на палубу находящегося в арьергарде корабля.

Он собрал все свои силы, чтобы послать более сильный ветер в паруса собственного корабля, а его ошеломленные товарищи на внезапно остановившихся кораблях взывали к водной стихии, отчаянно вопрошая о причине такого события. Корабль Элрика несся теперь на всех парусах и имел хороший шанс уйти от драконов. Так он, по крайней мере, надеялся.

Он оставил на произвол судьбы человека, который доверял ему — графа Смиоргана, — и смотрел, как яд пролился с небес и поглотил его сверкающим зеленым и алым пламенем. Элрик — этот гордый владыка руин, спасался бегством, стараясь не думать о будущем и громко рыдая. Он проклинал тот день, когда злобные боги, не найдя для себя лучшего развлечения, породили племя человеческое.

Сзади внезапно вспыхнул ярким жутким пламенем последний из пиратских кораблей, и команда, хотя и благодарная Элрику за то, что избежала судьбы своих товарищей, поглядывала на него с осуждением. А он продолжал рыдать, не обращая на них внимания, великая скорбь разрывала его душу.

День спустя, вечером, у берега острова, называвшегося Пан-Танг, когда их корабль оказался в безопасности и им уже не грозило страшное возмездие со стороны Владык Драконов и их монстров, Элрик стоял в задумчивости на корме, а команда, с ненавистью и страхом поглядывая на него, шепталась между собой, осуждая его предательство и бессердечную трусость. Казалось, они забыли о собственном страхе и спасении.

Элрик размышлял, держа в обеих руках свой Черный Меч. Буревестник был не просто боевым мечом — это Элрик знал уже не первый год. Теперь Элрик понял и то, что меч обладал сознанием в гораздо большей степени, чем он, Элрик, мог себе это представить. И в то же время зависимость альбиноса от меча была просто ужасающей — Элрик ясно осознал этот непреложный факт.

Но он боялся меча и ненавидел его силу, ненавидел его всей душой за ту неразбериху, что меч сеял в его душе и мыслях. С мучительной неопределенностью взвешивал он клинок в руках, заставляя себя обдумывать все сопутствующие факторы. Без этого зловещего меча он потерял бы чувство собственного достоинства, может, даже жизнь, но, вероятно, познал бы и утешающую умиротворенность ничем не нарушаемого покоя. С мечом он имел власть и силу, но меч вел его к роковому будущему. Меч давал ему силу, но на покой Элрик мог не рассчитывать.

Воздух огласило его громкое сдавленное рыдание, и под воздействием слепого мгновения Элрик швырнул меч в посеребренное луной море.

Как это ни странно, но меч не пошел на дно. Но и на поверхности он остался каким-то необычным образом. Он развернулся острием вниз и, подрагивая, повис в воде, как если бы вонзился в дерево. Он так и остался в воде, погрузившись лезвием на шесть дюймов, и начал издавать короткие бесовские вопли — крики лютой злобы.

Испустив приглушенное проклятие, Элрик вытянул свою гонкую белую руку, пытаясь достать наделенный сознанием дьявольский клинок. Он тянулся все дальше, свешиваясь за леер, но не мог дотянуться до клинка — не хватало одного-двух футов. Тяжело дыша, Элрик, которого переполняло чувство поражения, перевалился через борт и, погрузившись в ледяную воду, принялся напряженными, неестественными гребками плыть в сторону висящего меча. Он потерпел поражение — меч вышел победителем.

Он доплыл до меча и обхватил пальцами его рукоятку. Меч мигом удобно устроился в его руке, и Элрик почувствовал прилив сил в свое измученное болью тело. И тут он понял, что они с мечом взаимозависимы, потому что хотя ему, Элрику, и был нужен этот меч, Буревестнику, этому кровососу, тоже был необходим хозяин, без которого он терял свою силу.

«Значит, мы связаны друг с другом, — в отчаянии прошептал Элрик. — Связаны выкованной в аду цепью и роковыми обстоятельствами. Ну что ж, пусть так оно и будет, и мужчины пусть трясутся от страха, заслышав имена Элрика из Мелнибонэ и его меча Буревестника. Мы принадлежим к одному роду и порождены эпохой, которая изменила нам. Так дадим же этой эпохе повод нас ненавидеть!»

Ощутив приток сил, Элрик вложил Буревестник в ножны, и меч устроился у него на боку. И тогда Элрик мощными гребками поплыл в направлении острова, а команда корабля вздохнула с облегчением, размышляя над тем, погибнет ли он в мрачных водах этого безымянного моря или доберется до берега…