"Нодар Владимирович Думбадзе. Собака" - читать интересную книгу автора

ошпарил ее.
Соседи часто жаловались деду:
- Что же это получается, Спиридон! Уже и в гости к тебе нельзя зайти!
И где ты его откопал, паршивого пса! Птичку к дереву не подпустит,
проклятый! Прогнал бы его к чертям или хоть посадил на цепь, что ли!
Дед только улыбался. Он так подружился с Собакой, что прогнал бы из
дому скорее меня, чем ее. Собака чувствовала это. Изредка, когда я ходил в
лес за дровами или ночью - на мельницу, она шла за мной, все же остальное
время лежала в ногах у деда и с благоговением ждала его приказов, глядя на
него грустными влюбленными глазами. Стоило упасть с дерева яблоку или
груше, Собака срывалась с места и, опережая свинью, мчалась к дереву,
хватала плод зубами и приносила деду. Дед ласково гладил ее по шее, потом
очищал плод, съедал его, а кожурой угощал Собаку. И она ела кожуру с
необыкновенным удовольствием, - а ведь под деревьями было полно тех же
яблок и груш. А как Собака умела слушать! Пожалуй, она была единственным
существом, способным часами внимать деду, в сотый раз рассказывавшему одну
и ту же историю. И чем длиннее бывал рассказ, тем внимательнее слушала
Собака, и глаза ее словно просили деда: "Ради бога не пропусти ни одного
слова!"
Однажды я стал свидетелем такого диалога.
- Эх, дружок, кабы не эта проклятая война, разве пришлось бы тебе
жрать гнилые груши?! - говорил Собаке дед, печально качая головой.
- Вот именно! - согласно кивала она.
- Небось ты вкус мяса забыла, бедняжка? - спрашивал дед.
- Увы, забыла! - вздыхала Собака.
- Ничего, все уладится, - успокаивал ее дед, - вот появится скоро
отец Гогиты - Арсен, присмотрит за нами. А? Как ты думаешь, ведь
присмотрит? - Собака не знала моего отца, но все же утвердительно кивала
головой. Дед продолжал: - Кончится же когда-нибудь война, будь она
проклята!.. И хворь моя пройдет. А? Пройдет ведь?..
Так сидели они часто на балконе, грелись на солнышке и думали: дед -
об окончании войны, о возвращении сына. Собака... Собака, наверно, думала
о мясе...
Ну, а во всем остальном наша Собака вела себя, как все собаки на
свете. Ночь спала на дворе. Считала обязательным своим долгом лаем
откликаться на крик петуха, мяуканье кошки, вой шакала. Ворчала на полную
луну, колесом выкатывавшуюся из-за Медвежьей горы. Улаживала свои любовные
дела. Подняв лапу, мочилась в огороде на свежезеленевшие грядки сельдерея.
И еще: услышав, как где-нибудь начинала вопить и причитать несчастная
женщина, получившая похоронку на мужа, сына или брата, поднимала вверх
морду и разражалась жалобным воем.
Шли дни. И жили мы, как полагается жить людям и собакам во время
войны...
22 августа 1943 года ночью село взбудоражили собачий лай, грызня и
вой. Была случная пора, и поэтому особого внимания на шум никто не
обратил.
Утром Аслан Тавберидзе нашел у родника растерзанного пса. Для случной
поры это тоже не было явлением необычным. Труп зарыли.
В полдень в селе появился незнакомец, разыскивавший свою собаку. Его
направили к Аслану. Пришел туда и я.