"Алексей Дунаевский. Полюби меня красного " - читать интересную книгу автора

творчество. И не беда, что местная публика ответила разгромом данного
заведения (да и как могло быть иначе?), главное в том, что еще жива теория
"малых дел", жива-живехонька, и это не могло не радовать. Хотя следовало бы
помнить новым подвижникам, чем закончилось для интеллигенции хождение в
народ в XIX веке. Но это так, к слову. К слову о том, что, поулыбавшись, я
наконец-то вспомнил о конечной цели своей скорбной одиссеи.
Где же Никит-ах? Где его знакомая унылая фигура, движущаяся мне
навстречу? И где, на худой конец, призывное помаргивание лампочки в окне
одного из этих жутких облезлых строений? Где я вообще? Однако близость
"большого дома", представлявшего собой мечту проворовавшегося рыночного
нувориша самого низкого пошиба, вселяла некоторую уверенность в том, что я
все-таки там, где надо. Тут-то и последовал новый звонок.
"Я тебя не вижу!" - изрыгнула знакомый словесный кашель трубка. "Потому
что ты очень близорук, очкастый братец!" - хотелось изрыгнуть в ответ, но
кто бы дал мне это сделать. Как же! В подобных случаях у большого пальца
правой руки Никит-аха сразу срабатывал нажимательный рефлекс. И если вы мне
не верите, рассмотрите при случае огромную мозоль, красующуюся на подушечке
этого пальца. Ту самую, что заставила нас называть Никит-аха за глаза
Чупа-чупсом.
Что ж, ничего не поделаешь, пришлось снова звонить самому,
предварительно поинтересовавшись у "Мегафона", какая сумма была потрачена
мной на переговоры за последние два часа. "Каких-то двадцать долларов", -
ответил "Мегафон", ернически издав при этом игривую мелодию. "Ну и хер-то с
ними, - подумал я, - главное, добраться до логова нашего Красного Фюрера до
начала кубкового матча с "Ньюкаслом"". А ведь это была задача не из легких,
так как Никит-ах после моего звонка прорычал что-то типа "Иди обратно".
"Куда, блядь, это же пустырь?!" - возопил я, прямо как страждущий Симеон.
Как вы, наверное, догадываетесь, пришлось идти куда глаза глядят, но, мама
родная (есть в жизни счастье!), я вскоре увидел две знакомые мне до боли
фигурки.
Принадлежали они моим соратникам по "МЮ"-фанатизму - Дэвиду Джонсу и
Джимми Дворкину. Они неподвижно и безмолвно стояли на замусоренной улице и
не общались друг с другом, а заметив мое приближение, скроили такие скорбные
рожи, что мне стало немного не по себе.
Понятно, соратники были жестко испизжены по дороге "зенитосами", а ведь
на их месте мог оказаться и я сам. Подавляя радость осознания того, что мои
погружения в лужу в новом "айленде" - говно в сравнении с тем, что испытали
на своей шкуре ДД и ДД, я сам скроил максимально сочувствующую рожу и слегка
тронул Джимми за рукав, произнеся терапевтическое: "Нашим в пятьдесят
восьмом было гораздо хуже".[7]
В ответ Джимми грустно улыбнулся и выдавил из себя сакраментальное: "Не
хуй было сюда ехать!" Помолчали. Тьма еще более сгустилась. Честно говоря, я
был готов согласиться с Джимми, но в данный момент мне что-то мешало.
Наверное, скорое начало матча. Почувствовав отсутствие консенсуса (позиция
Джонса была неопределенной, так как в свойственной юности манере он плакал),
Джимми решил пояснить свой вывод.
Смотря мне в глаза, но показывая при этом рукой куда-то вверх, он
молвил: "Ну и как мы будем смотреть футбол в таких условиях?" Проследив за
его рукой, я увидел скопление людей в красных футболках на балконе где-то в
районе девятого этажа десятиэтажной хрущобы. Красные тельца оживленно