"Маргерит Дюрас. Любовник" - читать интересную книгу автора

Ее смеха я не помню, и криков тоже. Все кончено, не помню ничего. Поэтому
мне так легко сегодня писать о ней - выходит так длинно, так подробно: она
попросту обратилась в беглый почерк.

Мать жила в Сайгоне с 1932 по 1949 год. В декабре 1942 года умер
младший брат. Она уже не могла сдвинуться с места. И осталась там, у его
могилы, как говорила сама. Но потом все же вернулась во Францию. Мы
встретились, когда моему сыну исполнилось два года. Слишком поздно, чтобы
вновь обрести друг друга. Обе поняли это с первого взгляда. Что там было
обретать? Она всецело принадлежала старшему сыну, остальному давно пришел
конец. Она поселилась в департаменте Шер-и-Луара, в замке "под Людовика XV",
там и умерла. С ней жила До. Мать все еще боялась ночи. Она купила ружье. До
охраняла ее сон, сидя с ружьем в мансарде под крышей. Еще мать купила для
старшего сына участок земли возле Амбуаз. Там были леса, он велел их срубить
на продажу. И пошел играть в баккара в парижском ночном клубе. Все леса он
проиграл в одну ночь. Вот это воспоминание, похоже, волнует меня: до слез
жалко старшего брата, проигравшего деньги за лес. Я знаю, что утром его
нашли на Монпарнасе, у кафе "Купель": он лежал в своей машине и говорил, что
хочет умереть. Как было дальше, не знаю. Но мать - невозможно вообразить,
что она сделала со своим замком, и все для старшего сына, для своего
ребенка, который в пятьдесят лет не научился зарабатывать деньги. Купила
электрический инкубатор и установила его в большой гостиной на первом этаже.
Вылупилось сразу шестьсот цыплят - сорок квадратных метров живой,
копошащейся массы. Она не сумела как следует отрегулировать обогрев, цыплята
вылупились слишком рано, ни один не мог есть. Шестьсот цыплят с разинутыми,
незакрывающимися клювами, все умрут от голода; больше она не будет
связываться с инкубатором. Я приехала в замок, когда они вылупились, - это
был настоящий праздник. А потом - дохлые цыплята и несъеденный корм так
воняют, что просто невозможно есть в этом замке, к горлу подступает тошнота.

С ней были До и ее сын, которого она называла "дитя мое", она умерла в
большой комнате на втором этаже, куда пускала на ночь баранов, четыре-шесть
баранов лежали у ее постели в морозные ночи, в последние зимы.
Здесь, в своем последнем доме на берегу Луары, когда она наконец
успокоилась и перестала ездить туда-сюда, когда пришел конец этой семье, я
впервые в жизни отчетливо увидела безумие. Увидела, что моя мать совершенно
безумна. Я поняла: До и старший брат всегда знали об этом. А я нет. Мне
никогда не приходило в голову, будто мать безумна. Она такая от рождения.
Это у нее в крови. Безумие было для нее не болезнью, а нормальным
состоянием. Она жила, полагаясь на До и старшего сына. Никто больше и
представления об этом не имел. У нее всегда было много друзей, дружбу она
хранила долгие годы, и в то же время появлялись новые знакомые, часто совсем
молодые люди, приезжавшие служить в фактории в джунглях, да и потом, в
Турени тоже - среди них было много отставных колониальных чиновников. Люди
всегда тянулись к ней, независимо от ее возраста, их привлекал ее ум - такой
живой ум, говорили они, ее веселость, естественный нрав, не покинувшие ее и
в старости.

Я не знаю, кто сделал снимок, на котором так ясно видно отчаяние. Тот,
где мы во дворе дома в Ханое. Может быть, отец щелкнул фотоаппаратом в