"Маргерит Дюрас. Модерато кантабиле" - читать интересную книгу автора

Солнце, появившееся повыше, чем в тот же час на прошлом уроке, с
неопровержимостью подтверждает ее слова. К тому же день выдался такой
теплый, что небо даже подернулось дымкой, конечно совсем легкой, едва
заметной, но все равно преждевременной для этого сезона.
- Я жду ответа.
- А может, он просто не слышал?
- Да полно вам, все он отлично слышал. Вы, мадам Дэбаред, упорно не
хотите взять в толк, что он делает это назло.
Мальчик чуть поворачивает голову к окну. И так и замирает, косясь в
сторону, разглядывая на стене муаровую рябь от солнца, отраженного морем.
Только одна мать может видеть его глаза.
- Ах ты, бесстыдник мой маленький, сокровище мое, - едва слышно шепчет
она.
- Четыре четверти, - произносит мальчик без всяких усилий, опять не
шелохнувшись.
Глаза его в этот вечер почти цвета неба, с той лишь разницей, что в них
еще играют золотистые отсветы волос.
- Придет время, - заверяет мать, - он все выучит и будет отвечать без
запинки, непременно, просто надо немного подождать. Пусть даже ему и не
хочется, все равно выучит.
И смеется - весело, беззвучно.
- Вам должно быть стыдно, мадам Дэбаред, - заметила мадемуазель Жиро.
- Да, все так говорят.
Мадемуазель Жиро расцепила сложенные на груди руки, ударила карандашом
по клавишам, как привыкла делать это за тридцать лет, что давала уроки
музыки, и крикнула:
- Гаммы? Десять минут одни гаммы. Я тебя проучу. Для начала до мажор.
Мальчик снова поворачивается лицом к пианино. Обе руки одновременно
поднимаются с колен, одновременно с какой-то торжественной покорностью
касаются клавиш.
И гамма до мажор заглушает шум моря.
- Еще раз, с начала. Иначе с тобой не сладить.
Малыш играет там же, где и в первый раз, точь-в-точь в той самой
загадочной части клавиатуры, откуда гамме и полагалось начинаться. И в
волнах негодования дамы звучит вторая, а потом и третья гамма до мажор.
- Продолжай. Я сказала, десять минут.
Мальчик оборачивается к мадемуазель Жиро, глядит на нее, руки так и
остаются небрежно лежать на клавишах, безвольные, будто о них просто
позабыли.
- Зачем? - недоумевает он.
От злости лицо мадемуазель Жиро делается таким уродливым, что мальчик,
отвернувшись, снова уставился в пианино. Опустил руки на положенное место,
застыл в безукоризненной позе примерного ученика, но не заиграл.
- Ах вот как?! Нет, это уже слишком.
- Мало того, что они никого не просят производить их на свет, - все еще
смеясь, замечает мать, - их еще вдобавок ко всему заставляют учиться играть
на пианино, чего ж вы хотите...
Мадемуазель Жиро пожимает плечами, прямо ничего не отвечая на реплику
этой женщины, и, вообще не обращаясь ни к кому конкретно, как-то сразу
успокоившись, бормочет, будто только для самой себя: