"Маргерит Дюрас. Модерато кантабиле" - читать интересную книгу автора Солнце, появившееся повыше, чем в тот же час на прошлом уроке, с
неопровержимостью подтверждает ее слова. К тому же день выдался такой теплый, что небо даже подернулось дымкой, конечно совсем легкой, едва заметной, но все равно преждевременной для этого сезона. - Я жду ответа. - А может, он просто не слышал? - Да полно вам, все он отлично слышал. Вы, мадам Дэбаред, упорно не хотите взять в толк, что он делает это назло. Мальчик чуть поворачивает голову к окну. И так и замирает, косясь в сторону, разглядывая на стене муаровую рябь от солнца, отраженного морем. Только одна мать может видеть его глаза. - Ах ты, бесстыдник мой маленький, сокровище мое, - едва слышно шепчет она. - Четыре четверти, - произносит мальчик без всяких усилий, опять не шелохнувшись. Глаза его в этот вечер почти цвета неба, с той лишь разницей, что в них еще играют золотистые отсветы волос. - Придет время, - заверяет мать, - он все выучит и будет отвечать без запинки, непременно, просто надо немного подождать. Пусть даже ему и не хочется, все равно выучит. И смеется - весело, беззвучно. - Вам должно быть стыдно, мадам Дэбаред, - заметила мадемуазель Жиро. - Да, все так говорят. Мадемуазель Жиро расцепила сложенные на груди руки, ударила карандашом по клавишам, как привыкла делать это за тридцать лет, что давала уроки - Гаммы? Десять минут одни гаммы. Я тебя проучу. Для начала до мажор. Мальчик снова поворачивается лицом к пианино. Обе руки одновременно поднимаются с колен, одновременно с какой-то торжественной покорностью касаются клавиш. И гамма до мажор заглушает шум моря. - Еще раз, с начала. Иначе с тобой не сладить. Малыш играет там же, где и в первый раз, точь-в-точь в той самой загадочной части клавиатуры, откуда гамме и полагалось начинаться. И в волнах негодования дамы звучит вторая, а потом и третья гамма до мажор. - Продолжай. Я сказала, десять минут. Мальчик оборачивается к мадемуазель Жиро, глядит на нее, руки так и остаются небрежно лежать на клавишах, безвольные, будто о них просто позабыли. - Зачем? - недоумевает он. От злости лицо мадемуазель Жиро делается таким уродливым, что мальчик, отвернувшись, снова уставился в пианино. Опустил руки на положенное место, застыл в безукоризненной позе примерного ученика, но не заиграл. - Ах вот как?! Нет, это уже слишком. - Мало того, что они никого не просят производить их на свет, - все еще смеясь, замечает мать, - их еще вдобавок ко всему заставляют учиться играть на пианино, чего ж вы хотите... Мадемуазель Жиро пожимает плечами, прямо ничего не отвечая на реплику этой женщины, и, вообще не обращаясь ни к кому конкретно, как-то сразу успокоившись, бормочет, будто только для самой себя: |
|
|