"Вячеслав Евгеньевич Дурненков. Три действия по четырем картинам " - читать интересную книгу автора

горизонта выплывает огромная туча, своими очертаниями напоминающая Польшу,
после ее раздела в 1793 году. Туча заслоняет солнце, свет меркнет, лица
матушки и гостей становятся бледно голубыми, мальчик испуганно пятится и
выбегает на дорогу. Навстречу ему движется рой огоньков, сопровождаемый
робким перезвоном бронзовых колокольчиков. Мальчик останавливается. Из
темноты постепенно проявляется тибетская процессия, во главе с изможденным,
скрюченным стариком. Старик опускается перед мальчиком на колени, в полной
тишине слышно как гудит, запутавшийся в знаменах ветер. Мальчик протягивает
руку и осторожно касается бритой головы старика, процессия троекратно
вспыхивает и исчезает. Над деревней повисает Огромная Луна, похожая на
только что сваренный яичный желток. Дворня отдыхает. Мальчик проходит и
садится между Анисимом и Петром. Анисим, открыв рот, смотрит на Луну. В
районе Моря Ясности на серебряном снопе сидит Мисина, в амальгамовой луже
тает потерянный топор. Кузьминишна тихо всхлипывает, и что-то быстро
бормочет одновременно мужским и женским голосами. Мальчик удивленно
прислушивается.

АНИСИМ (шепотом мальчику). Бабушка надвое говорит...

Анисим вытягивает ногу и разворошив голой ступней золу, выталкивает
большую черную картофелину. Мальчик, обжигая пальцы, разламывает ее и
осторожно дует на белую, печеную мякоть.


Тринадцать лет спустя. Санкт-Петербург. Подвальная квартира, в
замызганное оконце видны ноги прохожих. Николай стоит на середине комнаты и
сосредоточенно рассматривает чистый лист бумаги. На столе рядом с
чернильницей сидит кукла. На неубранном диване валяется второпях скинутый
сюртук, у изголовья дивана притулилась небольшая этажерка, до отказа
забитая журналами и книгами. Литература преимущественно научная: вестники
научных обществ, и разрозненные тома наподобие "Кустарников Тамбовской
губернии", "История Карфагена" и т.п. На стене, над диваном висит гравюра
изображающая военный совет северных калмыков.

НИКОЛАЙ (сам собой). Удивительное дело... Чистый лист. Абсолютно
чистый... Как будто снег утром выпал... удивительное дело. А я вот сейчас
возьму и напишу, напишу какую-нибудь глупость. Что-нибудь типа: "утром они
проснулись в слезах", или нет, лучше, так... "ей захотелось оглянуться,
чтобы увидеть..." Нет, пусть будет чистым. Какое я имею право вторгаться на
его территорию? Он может отомстить мне. Возьмет да и покажет мне мою
собственную пошлость. Господи, кто бы знал, как я боюсь показаться пошлым.
Я почти никуда не хожу из-за этого. Но даже в лавке, даже в разговоре с
извозчиком, я постоянно одергиваю себя, а не сказал ли я пошлость? Это ведь
так просто. Допустим, лавочник меня спрашивает: "Вам, какой кусок?" Вопрос
уже сам по себе пошлый. А я молчу. Ведь вариантов-то немного и все такие...
(Грустно вздыхает.) По-моему, я идиот.

Раздается стук в дверь.

НИКОЛАЙ. Входите, не заперто!