"Н.А.Дурова. Угол" - читать интересную книгу автора

от самой колыбели - именитый гражданин и первой гильдии купец, то даже и не
заметила, что было колкого в словах, намекающих на то, что пышность и
великолепие нейдут простолюдинам.
Наконец карета остановилась у подъезда огромного дома Федулова. Фетинья
выпорхнула как зефир и взлетела на лестницу, прежде нежели дебелая Катерина
Ивановна, или, как Фетинья звала ее, мамушка, поставила прочную ступень свою
на щегольскую подножку кареты, чтоб выйти.
"Господи, твоя воля! Не миновать беды! - говорила надзирательница,
спеша, как могла, взойти на лестницу. - Вот теперь побежала вперед
стремглав, встретится с матерью, смешается, сконфузится и при первом вопросе
все расскажет... а тогда уже и беги вон... Заговорилась я об этом проклятом
атласе да и забыла... о, господи, задохлась! Эдакая ветреница, улетела!"
Однако ж опасения надзирательницы не оправдались, и вся беда прошла
стороною. Федуловой не было дома; и так Катерина Ивановна успела вразумить
Фетинью, что если она уже от нее ушла тихонько к старухе, то от матери и
подавно надобно скрыть этот визит.
Молодая девица на другой же день отослала с Машей свой атлас к старой
Степаниде, которая, получа такой неожиданный подарок, и плакала и хохотала
над ним; называла Фетинью своею доброю милочкою и вслед за этим маленькою
дурочкою. "Ох ты, моя крошечка ненаглядная, прислала какое богатство!.. Дитя
ты мое глупенькое! Ну к чему мне, старухе, простой бабе, такой наряд?..
Молодо, зелено, не понимает! Думает, что, ей-же, можно вырядиться и мне...
хороша бы я была!.. Ха, ха, ха, ой, дети, дети! Всегда-то вы таковы... Ну,
спасибо, моя Фетиньюшка, спрячу это, хоть не на платье, а все-таки придет
время, что эта материя пойдет в дело". Старуха вздохнула, отнесла подарок в
чулан и спрятала в сундук, говоря: "Не надолго я запираю".

Через неделю после этого происшествия приехала княгиня Орделинская с
мужем и дочерью; еще через неделю, в пятом часу утра кончился великолепный
бал в доме их, данный старою княгинею по случаю возвращения детей своих из
чужих краев.
Молодой Тревильский, прижавшись в угол кареты, притворился дремлющим,
хотя ничто менее не шло ему на ум, как сон. Разум его и сердце более нежели
бодрствовали - они были в сильнейшем волнении. Мать по временам взглядывала
на него, но, видя бледность лица и сомкнутые глаза, сочла молодого человека
очень утомленным и решилась оставить до завтра или, лучше сказать, до вечера
то объяснение, которое она обдумывала с той минуты, как села в карету.
Поутру компаньонка графини не знала, что подумать о необыкновенно
дурном расположении ее духа, Ни в чем нельзя было угодить, все не нравилось:
то шоколад слишком горяч - в рот взять нельзя; то опять совсем простыл - как
можно подавать такой... Стекло туалета вовсе затускло... За чем же смотрит
горничная и почему не напомнит ей об этом!.. Кучер громко кричит на лошадей,
слышно даже в уборной; глупое расположение комнат: спальня во двор окнами; и
в гостиной и в зале нет возможности ни сидеть, ни разговаривать; пыль и стук
от экипажей не дают минуты покойной... башмаки жмут! Чепец не к лицу!
Пеньюар гадок, уродлив и беспокоен!
Сделавши это последнее замечание, как самое справедливое, графиня
бросилась на диван, подперла голову рукою и отдалась глубочайшей
задумчивости; досада ее превратилась в грусть; нахмуренные брови пришли в
прежнее положение, чело разгладилось, и на глазах, все еще прекрасных,