"Елизавета Дворецкая. Червонная Русь " - читать интересную книгу автора

дороги на три дня, да ведь поспешать надо! У нас еще Туров впереди.
- Бог милостив, поспеем! Торопливый! - ворчала Зорчиха, когда воевода
отъехал. - Не ехать же в такую темень, тут шею-то себе свернешь, не
заметишь!
Но они все ехали, чуть ли не на ощупь, пока не добрались до маленького
сельца из пяти-шести дворов. Где-то внизу текла невидимая речка, над обрывом
поднимались вершины огромных старых ив. Деревья качали на ночном ветру
своими растрепанными головами, и непривычной к такому Прямиславе было жутко
на них смотреть. Даже вспомнилась Баба-яга, про которую Зорчиха рассказывала
ей еще дома, в Смоленске. И маленькие избушки под растрепанными,
перекошенными соломенными крышами казались такими же загадочными и
жутковатыми, как изба Бабы-яги, где на каждом колу тына висела человеческая
голова. Громкий стук, который подняли кмети боярина Милюты, колотя во все
двери разом, быстро вернул княгиню к действительности. За маленькими
окошками уже угасли последние лучины, там все спали, и двери открывались
весьма неохотно. В моргающих со сна, хмурых смердах в длинных серых рубашках
уже не было ничего жуткого или загадочного; нежданным гостям не слишком
обрадовались, но с вооруженным отрядом не поспоришь. Вскоре Ростиславу,
Крестю и Зорчиху уже ввели в одну из избушек. Полусонные, недовольные и
встревоженные хозяева столпились в заднем углу у печки, мигая при свете
лучины, дети таращили глаза на незнакомых.
- Ступай во двор, отец, в телеге поспишь, не зима! - уверенно
распоряжался боярин Милюта. - Не ворчи, заплатим. Завтра на рассвете дальше
поедем, никто вас не тронет. Ну, давай, шевелись, у меня люди устали!
Было душно, утварь выглядела убого, и Прямислава удивилась бы, если бы
узнала, что для них выбрали самую лучшую избу во всем селе. Освобожденную
хозяйскую лежанку предоставили женщинам, кмети заняли полати и лавки.
Прямислава и Крестя с сомнением оглядывали тощие подушки и помятые одеяла,
пахнущие чужими людьми, но выбирать не приходилось: очень хотелось спать. Не
считая позабытого детства, та и другая впервые укладывались спать где-то
кроме старой привычной кельи. Крестя приткнулась к стенке, Прямислава
улеглась в середине, а заботливый боярин Милюта поверх жалкого хозяйского
одеяла накрыл их двумя теплыми шерстяными плащами.
Огонь погасили, все стихло. Но Прямиславе не скоро удалось заснуть:
непривычная обстановка, возбуждение от поездки, мысли о прошлом и догадки о
будущем не давали ей покоя, и она лежала, чутко прислушиваясь ко всем
звукам, скрипам и шорохам. Наверняка здесь водится домовой... Он - за
печкой, а в подполе - кикимора, маленькая, тощенькая, с мышиной мордочкой и
птичьими лапками... Воспитанная на смеси древних поверий и Священного
Писания, Прямислава была смутно убеждена, что в монастыре мелкая нечисть
жить не смеет, но жилища мирян кишат ею, и сейчас, ночуя в доме, не
защищенном сенью монастырской церкви, она чувствовала себя как в стане
врага. Ей даже было боязно открыть глаза, чтобы не увидеть на полу маленькую
тень какого-нибудь бесовского отродья. "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий,
молитв ради Пречистыя Твоея Матери, преподобных и Богоносных отец наших и
всех святых... Чур меня!" Молитв она знала много, и под привычное
успокоительное бормотание внутреннего голоса Прямислава стала потихоньку
погружаться в сон.
Назавтра тоже ехали целый день, только в обед остановились перекусить.
Боярин Милюта торопился как мог, не жалея коней, но опять стемнело, и он был