"Марина и Сергей Дяченко. Уехал славный рыцарь мой..." - читать интересную книгу автора

великана. Не иначе наш рыцарь рассвета великана завалил!
Синко, еще более исхудавший, похожий теперь на ходячего мертвеца,
хлопотал в мастерской и в башне. Мы поставили ему новый аккумулятор от
какого-то незадачливого оруженосца.
Я знала, что возвращение Аманесера очень близко. Я жду его и буду
ждать, сколько понадобится - неделю... От силы две...
В последние дни я редко видела Диего. Он уходил на рассвете, слонялся
по дальним поселкам, иногда приносил обрывки новостей: поток беженцев из
пострадавшей от взрыва провинции наконец-то иссяк. Овцы болеют неизвестной
болезнью. Ожидается небывалый урожай апельсинов...
Аманесер приближался к нам с востока. Это легко было определить,
проследив пути побежденных; я взяла за обычай подниматься на башню каждое
утро и каждый вечер. Отведя с лица вуаль, смотрела на восток.
Дороги были пусты. Но я знала, что каждую минуту вдали может показаться
едва заметная точка и, приблизившись, оказаться рыцарем в доспехах, верхом
на огромном черном коне.
Башня чуть заметно сотрясалась. В ее узком, как шахта, подвале
хозяйничал Синко.

* * *

- Я пришел попрощаться, донна Клара.
Он стоял очень серьезный, в дорожной одежде, с узелком в опушенной
руке.
- Я долго думал и принял решение. Не мне посягать на великую любовь
Рыцаря и его Дамы. Не мне становиться между светлой донной Кларой и ее
Аманесером. Я уйду в монастырь и никогда больше не возьму в руки меч. Я так
решил.
- Диего...
- Пожалуйста, сеньора, ничего не говорите. Словами здесь не поможешь...
Прощайте.
Он поклонился - сдержанно, с достоинством. Повернулся и вышел прочь. И
ушел по пустынной дороге - на запад.

* * *

На рассвете, поднявшись на башню, я увидела маленькую точку на востоке.
Точка приближалась с каждой секундой, и скоро можно было различить всадника
с длинным копьем в руке.
Я выбежала на дорогу.
По всему дому суетились слуги, а дворецкий взобрался на крышу и трижды
протрубил в трубу.
Аманесер, рыцарь рассвета, подъехал к воротам. Глухой черный шлем
закрывал его лицо, и забрало, как всегда, было опущено. Нога в железном
башмаке коснулась земли, подняв облачко пыли; Аманесер спешился
Я замерла в поклоне.
Аманесер - любовь моя, грусть моя, жизнь моя - обнял меня и, ни слова
не говоря, коснулся теплым железом моей горячей, залитой слезами щеки.

* * *