"А.С.Дятлов. Чернобыль: Как это было " - читать интересную книгу автора

централизованного контроля не фиксирует ни одного аварийного или
предупредительного сигнала об отклонении параметров реактора или
обслуживающих систем. Оператор реактора Леонид Топтунов снял с кнопки АЗ
колпачок, предохраняющий от случайного ошибочного нажатия, и нажал кнопку.
По этому сигналу 187 стержней СУЗ реактора начали движение вниз, в активную
зону. На мнемотабло загорелись лампочки подсветки, и пришли в движение
стрелки указателей положения стержней. Александр Акимов, стоя вполоборота к
пульту управления реактором, наблюдал это, увидел также, что "зайчики"
индикаторов разбаланса АР "метнулись влево" (его выражение), как это и
должно быть, что означало снижение мощности реактора, повернулся к панели
безопасности, за которой наблюдал по проводимому эксперименту.
Но дальше произошло то, чего не могла предсказать и самая безудержная
фантазия. После небольшого снижения мощность реактора вдруг стала
увеличиваться со все возрастающей скоростью, появились аварийные сигналы. Л.
Топтунов крикнул об аварийном увеличении мощности. Но сделать что-либо было
не в его силах. Все, что он мог, сделал - удерживал кнопку АЗ, стержни СУЗ
шли в активную зону. Никаких других средств в его распоряжении нет. Да и у
всех других тоже. А. Акимов резко крикнул: "Глуши реактор!". Подскочил к
пульту и обесточил электромагнитные муфты приводов стержней СУЗ. Действие
верное, но бесполезное. Ведь логика СУЗ, то есть все ее элементы логических
схем, сработала правильно, стержни шли в зону. Теперь ясно - после нажатия
кнопки АЗ верных действий не было, средств спасения не было. Другая логика
отказала!
С коротким промежутком последовало два мощных взрыва. Стержни АЗ
прекратили движение, не пройдя и половины пути. Идти им было больше некуда.
В один час двадцать три минуты сорок семь секунд реактор разрушился
разгоном мощности на мгновенных нейтронах. Это крах, предельная катастрофа,
которая может быть на энергетическом реакторе. Ее не осмысливали, к ней не
готовились, никаких технических мероприятий по локализации на блоке и
станции не предусмотрено. Нет и организационных мер.
Растерянность, недоумение и полное непонимание, что и как это
случилось, недолго владели нами. Навалились совершенно неотложные дела,
выполнение которых вытеснило из головы все другие мысли.
Оглядываясь в прошлое, не знаю как и сказать - давнее (прошло больше
пяти лет) или недавнее: все и до сих пор стоит перед глазами - с полным
основанием констатирую, что тогда мы сделали все возможное в той
экстремальной обстановке. Больше сделать полезного ничего было нельзя.
Никакой паники, никакого психоза я не наблюдал. Ни один человек самовольно
не покинул блок, уходили только по распоряжению. Все мы вышли из этого
испытания с тяжкими повреждениями здоровья, для многих -роковыми.
Надо особо отметить. Это были профессиональные работники, ясно
осознающие опасность работы в той обстановке. Не дрогнули. Отдавая должное
профессиональной, мужественной, на грани самопожертвования работе персонала
после аварии, об этом нельзя не сказать. Я не ставлю задачи проследить
истоки такого поведения, исследовать тонкости психологического состояния
людей в крайних, совершенно неприемлемых условиях. Это тема для хорошего
писателя. Моя задача проще: показать, почему люди оказались в таких
обстоятельствах, что вынуждены были выявить все свои душевные качества. Было
ли это неизбежно из-за использования атомной энергетики или причины другие.
Говорить, практически, буду только о прошлом, строго придерживаясь