"Феликс Дымов. Полторы сосульки" - читать интересную книгу автора

- Слышь, Радуга, я тебе сейчас все цвета перемешаю!
По залу прошелестел шепоток. Оказывается, занавес давно подняли, появился
хваленый Ермилов в роли Отелло и вконец меня разочаровал. Держался он не
очень уверенно, рядом с венецианцами как-то сразу сник. Все время к
чему-то прислушивался. Мямлил. Поминутно озирался. Заглядывал партнерам в
глаза. И со светопластикой был не в ладах: прошагал сквозь дерево,
вломился в клумбу, оперся на угол дома, продавил его и реплику начал из-за
стены, даже не заметив этого... Если все это считается новым прочтением
шекспировского текста, то увольте, я человек старой закалки, я к такому не
привык. Никакой актерской гениальностью тут не пахло. Пахло серостью.
Обыкновенной сценической пошлостью. И конечно же, повальным и напрасным
ослеплением зрителей. Уж если толпа избирает себе кумира, то развенчивает
его нескоро.
Я покосился на Жанну. Жанна затаила дыхание. Сосед слева, наоборот,
ворочался и зевал. Кто-то впереди кашлял. Попискивали телеприставки.
Вообще в зале было шумно. Может, поэтому я не мог потушить в себе высветы
памяти и метался по дням и годам, не особенно задерживаясь на конкретных
воспоминаниях.
Совместный заплыв в Черном море людей и дельфинов.
Цветные росчерки ежегодного космического салюта на фоне звезд.
Веселая мамина радость от того, что я никуда с Земли не экзаменуюсь, а
попросился в Антарктиду, от дома рукой подать. Зато потом, когда Сережка
Петерссен предложил себя в первый дрейф, мама примчалась в стационар при
Источнике и на глазах у всех ледовиков сначала расплакалась, а потом
выдрала меня за волосы.
У Жанны за левым ухом две крохотные родинки. Словно двоеточие. Странно,
сколько раз сюда целовал, пока заметил...
В четыре года, набив карманы конфетами, я сбежал из детского сада в
Беловежский заповедник. Медведи меня не трогали: я кормил их конфетами,
они меня - медом.
Отец так и не дозвался порыбачить на Брэдбери-11 - Жанне долго не давали
отпуска, а затем мои три года в Малышке...
После выпускного бала я подстерег Снежанку и высыпал на нее из
винтороллера полный багажник сирени. Она обомлела, шмыгнула носом и
отвернулась. А когда заметила, что стебли зазеленили ей плечи белого
платья, мы единственный раз в жизни поссорились.
Опять Толька Ермилов - раздвоился, что ли? - мельтешит перед партами и
один изображает ссору Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем. Мы
аплодируем: настоящий волшебник перевоплощения. Жаль, формулы ему так
зрелищно не удаются, верх достижений - молекула метана...
- ...Тоже мне, Марсель Марсо! - тихо сказал я тогда. И опустил глаза, не в
силах вынести Толлерова взгляда.
- Ах-ах, на самом деле в актеры? - раскудахталась Кутасова. - Брось,
Радужка, несерьезно. У тебя же талант помогать людям, честное слово!
- Без толку его уговаривать. - Я справился с собой и уставился на Тольда в
упор, как на экран. - Пусть идет. Профессия актера - самая безопасная на
Земле!
Зачем вслух называть человека трусом?!
И тут наконец на меня снизошло озарение: неуклюжий актеришко на сцене,
кумир Семихаток, как раз и есть мой одноклассник, отчего-то немыслимо