"Саша Дыркин. Метафизика повторений" - читать интересную книгу автора

всей силой густым потоком вон из желудка, через горло, изо рта и
забрызгивает непроизвольно и гордо всю жратву в тарелках и стол и стены, и
злобно воняет.
От идущего по дороге человека никогда не отрывали кусков. Это когда
живешь на краю пропасти и больно ходишь голыми ногами по колючей сжатой
пшенице и вдруг кто-то родной и близкий подло отрывает кусок тебя и жрет
его. Ты зверино клацаешь опустевшим ртом и бесишься и агонизируешь, и
хватаешься когтями за ускользающую кожу, но близкий жрет и сжирает до конца
и тебе остается только луна и ласковая манящая прорубь подсознания.
Все снова расцветает рекламными расцветками - убийственная зима
рождает на короткое время теплую и вязкую иллюзию жизни, жирная сыпь
куда-то сваливает с морд, философы-алкаши прячутся в сырые подвалы спинами
к холодным стенкам, кровавыми синюшными мордами в темную пустоту. Пропадает
ощущение грязных залапанных стекол перед глазами, отделанными красной
нитью, какая-то эйфория держит на ногах студентов, не евших с утра, но
хорошо выпивших, в мозгах поэтов стираются следы одной и той же бесконечно
повторяющейся пошлой песенки и начинает жирно копошиться толстая и
неповоротливая, но веселая музыка, алчущая извержения наружу.
Ко всем сладким забавам, потерявшим цвет когда-то давно и заброшенным
в пыльный угол к ненужным безногим куклам, возвращаются кpаски и ароматы -
запах ландышевых духов вперемешку с табаком, курточка с отстегивающейся
подкладкой, которую подарил какой-то дядя Митя, пахучие сумочки с
таинственными застежками и прелюбопытным содержимым - духи, помады,
расчески, клочки бумаги с авангардистскими творениями, тетрадки, ключи,
пудреницы, и иногда пальчики, задумчиво выкапывающие со дна выпавшую из
пачки сигарету. Перчатки, теплые, и конечно живые, с нежным запахом и
запутавшейся в шерсти шелухой от семечек. Hенаглядная, легкомысленно
уснувшая в чьей-то руке ладошка. Жвачки, шоколадки, шампанское, сигареты,
анекдоты, пьяные признания в любви и трезвая тоска по трезвости. По
монеткам смеха, песчинкам сережек, густому аромату волос, чистому лбу и
детской синей жилке на виске, маленьким ладошкам, сладким губам, усталым
глазам, мягкому язычку и чудесному изгибу подбородка.
Прямой, как взгляд, человек отмеряет ровные шаги по широкой дороге.
Мусор летает в ветреных головах. Гноем исходят ораторы, взгромоздившиеся на
старые ящики. "Искусство существует для того, чтобы как можно красочней
живописать грех. Тех, кто тоньше и вдумчивей всех выразит грех, называют
гениями". Прямому человеку нет дела до философии плебеев, рвано
выдирающихся из своих гнилых ям да на свет. Взгляд идущего избегает греха,
но и цели нет у него, ибо любая цель - грех.
Тысяча булавок в куртке от дяди Мити; звездочка, навеки заставившая
видеть во сне свой поцелуй. Веселая болтовня в вагоне метро и все забыто,
как всегда. Вот уже на мгновение показалось, что и все, она исчерпана,
выпита до конца и понята, проще некуда. Hо откуда эта все более сильная
знакомая тоска, это толстое и убийственное чувство?
Мимо идущего человека плывут толпы грязных людей. Грязно одетых,
грязно говорящих и грязно жрущих. Опасных, трусливых, похотливых.
Hечистоплотных. Бесстыдных. Голодных. С нездоровым жаром в глазах. С
большими когтями, клыками, вонючими пастями и поджатыми хвостами. Живые
люди.
Есть такие домашние животные - кошки. Они не приносят никакой пользы,