"Андрей Дышев. Черный квадрат " - читать интересную книгу автора

вас показывают!
Я все понял и на мгновение оказался в центре внимания, как популярный
артист. По телевизору шел "Дорожный патруль". Показывали мрачную подворотню,
развороченную взрывом машину, тела, лежащие на асфальте. Комментатор
скороговоркой вещал:
- ...Водитель и двое пассажиров скончались на месте, еще один
пассажир - Михаил Цончик - в тяжелом состоянии доставлен в клинику имени
Склифосовского. (Меня перекладывают на носилки. Камера наезжает,
окровавленное и совершенно неузнаваемое лицо - крупным планом). По
предварительным данным, в машине сработало самодельное взрывное устройство.
Кому из пассажиров оно принадлежало и для чего было предназначено -
предстоит выяснить следствию. (Носилки задвигают в машину "скорой помощи".
Оперативный работник, сидя на корточках, показывает на ручку от кейса.
Камера дает ее крупным планом и останавливает кадр.)
В холле началось оживление. Десятки глаз устремились на меня.
А говорили - в тяжелом состоянии! - сказал кто-то.
Слава отечественной медицине! - безрадостным голосом добавил второй.
А не надо бомбы в кейсах возить! - вставил некто остроумный, прячясь за
чужими спинами.
Мне жидко поаплодировали. Я откланялся и спрятался от славы в палате.
Михаил Цончик, думал я, лежа на койке с закрытыми глазами. Михаил Игоревич
Цончик. Если Влад случайно увидел эту передачу, то вряд ли узнал меня. При
таком освещении, в грязи и крови мое лицо выглядело совершенно
дегенеративно. Но если эту передачу увидели родственники или друзья Цончика,
то в ближайшее время мне надо быть готовым принять гостей. Словом, вляпался
я в приключение на свою голову!
Я уже хотел было встать и пойти к дежурному врачу, чтобы рассказать ему
о трагической ошибке, о том, что в суматохе, должно быть, на меня надели
пальто Цончика, а я вовсе не Цончик, а Вацура, и надо срочно звонить на
телевидение и требовать, чтобы дали опровержение. Но тогда сразу всплывет
вопрос: а где в таком случае тело настоящего Цончика? И почему я не возразил
"комсомольскому активисту", когда он назвал меня Михаилом Игоревичем?
Скрипнув зубами, я вдавил лицо в подушку и качнулся на панцирной сетке.
Надо уносить ноги, подумал я. Это все добром не кончится. Завтра утром я
найду свою одежду и выпрыгну из окна. Еще до завтрака меня уже здесь не
будет.
Это твердое решение успокоило меня, и я мгновенно провалился в сон.

***

Мне снилось, как я с кейсом в руках катаюсь по снегу, а на меня со всех
сторон сыплется град ударов. Боли я не чувствую, тяжелые ноги катают меня по
тротуару, как футбольный мяч. "Только по кейсу не бейте! - кричит кто-то над
моей головой.
- Не бейте по кейсу, а то шарахнет!" Я поднимаю голову и узнаю Влада.
Его тяжеловесная фигура нависает надо мной, как памятник Пушкину на
Тверской. А за его спиной, презрительно улыбаясь, стоит, опершись о перила,
Анна, и мне все никак не удается поймать ее взгляд...
Кто-то тряс меня за плечо. Я еще не совсем проснулся и провел рукой в
пустоте, отыскивая кейс, которым можно было бы прикрыть голову.