"Борис Дышленко. Что говорит профессор" - читать интересную книгу автора

делать большой крюк, чтобы обойти это безобразие, - но новых шуточек мы
придумать уже не могли и приостановились. Внезапно началась оттепель, в
квартале была слякоть и грязь, настроение у всех было подавленное, и в
этот момент нас вдруг лишили нашего профессора. Когда мы узнали о
предстоящем расставании, нашим первым чувством было чувство облегчения,
такое, какое испытываешь после того, как у тебя вырвали долго болевший
зуб, но уже в следующий момент оно сменилось чувством невосполнимой утраты
- мы как будто вдруг осиротели. Мы посмотрели друг на друга сначала с
недоумением, потом с любовью и печалью: мы так долго были участниками
одного общего дня нас дела, дела, в котором он объединял нас, как отец
объединяет семью, и вдруг эта семья распалась - мы отвернулись друг от
друга.
Заводила сходил к профессору (это был его второй визит) и имел с ним
беседу.
- Меня это утомляет, - сказал профессор заводиле. - Я вообще-то
собранный человек, но и мне с каждым днем становится все трудней
отключаться, так что мой последний роман, по существу, написан не мной, а
вами.
- Однако, - сказал, помолчав, профессор, - я старался не обращать
внимания на ваши враждебные действия до тех пор, пока они были направлены
против меня, но когда вы, как террористы, взяли заложниками население
целого квартала...
Мы чувствовали себя очень неуютно. Я не хочу сказать, что мы вдруг
осознали всю безнравственность нашей цели. Мы вообще с самого начала не
преследовали никакой цели - просто играли, - но сейчас я совершенно ясно
увидел, что профессор вовсе не считает, не может считать себя виноватым в
несчастьях своих соседей. Это не важно, и уж во всяком случае мы могли бы
считать его виноватым, но была еще одна мысль.
В школе (правильно это или неправильно) в нас воспитывали благоговение
перед великими людьми. Ну и, конечно, эта сакральная формула "Гений и
злодейство - несовместны"... А сейчас, поскольку гениальность профессора
ни у кого не вызывала сомнений, нам приходилось усомниться в чем-нибудь
другом: либо в самой формуле, а сомнение в священной формуле уже само по
себе как бы отступничество, либо, признавая формулу, вместе с ней
приходилось признать, что мы сами отнюдь не на стороне добра, - так
сказать, по другую сторону баррикад. В общем, как ни верти, а все
получалось, что не правы мы, а профессор прав. Но и без этого затея
заводилы была пустой. С самого начала она была обречена на моральный
провал, и нас мало утешало то, что мы наконец достигли какого-то
результата. Это была позорная победа. Профессор уходил с развернутым
знаменем. Он уходил не потому, что чувствовал себя виноватым, а потому,
что чувство долга выражалось у него средствами, отличными от наших.
- Я думаю, что такое решение будет каким-то выходом для обеих сторон, -
сказал профессор в ответ на предложение заводилы. Мы услышали, как он
отодвинул кресло, видимо, встал.
Заводила пришел грустный и какой-то пристыженный.
- Писали? - спросил он, посмотрев на всех нас.
- Писали.
- Шпионы проклятые, - сказал заводила. - Сотрите.
Мы и сами хотели стереть эту запись, только ждали распоряжения