"Георг Мориц Эберс. Homo sum" - читать интересную книгу автора

потом опять вздохнула, подняла к себе на колени борзую собачку, лежавшую у
ее ног, и сказала, подставив ей зеркало:
- Вот погляди, бедная Ямба, если нам обеим захочется за этими четырьмя
стенами увидеть что-нибудь, что бы нам нравилось, то только и остается
смотреться в зеркало!
Потом она продолжала, обратившись к рабыне:
- Как собачка дрожит! Я думаю, она тоскует по Ареласе и боится, что мы,
пожалуй, долго еще останемся под этим жгучим солнцем. Подай мне сандалии.
Негритянка подала госпоже две маленькие подошвы с золотыми украшениями
на красивых ремнях; но Сирона откинула рукою волосы и воскликнула:
- Старые, не эти! Здесь было бы впору ходить и в деревянных башмаках.
При этих словах она указала на двор под окном, и двор этот
действительно был таков, точно никогда еще никто не ходил по нему в
раззолоченных сандалиях.
Он был застроен со всех сторон. С одной стороны возвышалась стена с
входными воротами, по всем остальным сторонам располагались здания,
составлявшие все вместе нечто вроде прямоугольной подковы.
Напротив пристройки, где жила Сирона со своим мужем, стоял высокий дом
Петра, и оба строения соединялись на заднем плане двора большим сараем,
построенным из красно-бурого булыжника и крытым пальмовыми ветвями, в
котором хранились земледельческие орудия и жили рабы сенатора. Перед этим
сараем лежала куча черных угольев, какие в той местности выжигались из
дерева тернистой акации, и стоял длинный ряд тщательно отделанных жерновов,
которые изготовляли в каменоломнях у Петра и отправляли на продажу в Египет.
В этот ранний час весь некрасивый двор, оживленный множеством кур и
голубей, лежал еще в глубокой тени.
Только в окно Сироны уже светило утреннее солнце.
Если бы она знала, какой обаятельный вид придавал золотой свет ее
фигуре, ее белому и румяному лицу и ее блестящим волосам, она с любовью
смотрела бы на дневное светило, на которое теперь сердилась за то, что оно
так рано разогнало ее сон, лучшее утешение в ее одиночестве.
Кроме нескольких маленьких комнат, в распоряжении молодой женщины была
еще одна большая, жилая комната, выходившая окнами на улицу.
Теперь Сирона прикрыла глаза ладонью и сказала:
- Как надоело это солнце! К нам оно заглядывает в окна раньше всех. Как
будто бы дни уж и без того не долги! Надо поставить кровати в переднюю
комнату; я настою на этом.
Рабыня покачала головой и возразила, запинаясь:
- Фебиций не захочет.
Глаза Сироны сверкнули в негодовании, и ее благозвучный голос слегка
дрогнул, когда она спросила:
- Что с ним опять?
- Он говорит, - ответила рабыня, - что сенаторский сын Поликарп
проходит очень уж часто мимо твоего окна, а также ему кажется, как будто ты
слишком часто и подолгу возишься с его братишками и сестренками и со всеми
тамошними детьми.
- Он еще дома? - спросила Сирона, вспыхнув и грозно указывая пальцем по
направлению к большой комнате.
- Господин ушел, - пролепетала старуха. - Еще до восхода солнца.
Приказал не ждать с обедом; вернется поздно.