"Георг Мориц Эберс. Homo sum" - читать интересную книгу автора

Около полудня сенатор пришел на женскую половину и еще на пороге
спросил жену, сидевшую за ткацким станком:
- Где Поликарп? Я не застал его у Антония, который работает над
возведением алтаря, и думал, что найду его здесь.
- Из церкви, - ответила Дорофея, - он пошел на гору. Сходи-ка в
мастерскую, Марфана, и посмотри, не вернулся ли твой брат.
Дочь немедленно и охотно исполнила это приказание, потому что Поликарп
был ее любимым братом и казался ей красивее и лучше всех мужчин.
Когда супруги остались наедине, Петр сказал, искренно и добродушно
протягивая руку жене:
- Ну, матушка, не сердись!
Дорофея призадумалась на минуту и взглянула на него, спрашивая:
- Что же, гордость твоя, наконец, позволяет тебе отнестись ко мне
справедливо?
Это был упрек, но далеко не строгий, иначе на губах ее не явилось бы
такой приветливой черты, точно она хотела сказать: "Да ты ведь и не можешь
долго сердиться на меня, и хорошо, что теперь все стало опять так, как
должно быть".
На самом деле, однако, было совсем не то; после встречи в мастерской
сына муж и жена как будто стали чужими друг другу.
В спальне, на пути в церковь и за завтраком они говорили только о самых
необходимых вещах и не больше, чем было нужно, чтобы скрыть свой разлад от
слуг и детей.
Между ними доселе существовало, как нечто само собою разумеющееся,
взаимное соглашение, никогда не выражавшееся на словах, но едва ли
когда-либо нарушенное, не противоречить друг другу ни в похвале, ни в
порицании, когда дело касалось детей.
А в эту ночь!
После ее строгого приговора муж горячо обнял виноватого. Она не могла
припомнить ни одного случая, в котором сама отнеслась бы так строго, а муж
так мягко и нежно к одному из сыновей, и все-таки она настолько пересилила
себя, что в присутствии Поликарпа не возразила его отцу ни слова и молча
вышла вместе с мужем из мастерской.
"Когда окажемся наедине в спальне, - подумала она, - я объясню ему как
следует его неправоту и потребую объяснений". Но она не исполнила своего
намерения, чувствуя, что с мужем происходило нечто такое, чего она не могла
понять; недаром же после всего случившегося, когда он с лампой в руке сходил
по узкой лестнице, его строгие глаза сияли так кротко и приветливо, его губы
улыбались так счастливо!
Часто он говаривал, что она умеет читать в его душе как в открытой
книге, но она не скрывала от себя, что есть, однако, в этой книге страницы,
смысла которых она не могла постичь.
И странно!
Всегда она встречала такие непонятные для нее движения его души, когда
дело касалось идолов и языческих храмов, и всяких планов и произведений их
сыновей.
Петр был же ведь тоже благочестивый сын благочестивого христианина; но
дед его был грек и язычник, и, верно, от него-то и осталось что-то такое в