"Джордж Эффинджер. Среда, 15 ноября 1967 года (Сб."Смерть Вселенной")" - читать интересную книгу автора

Итак, в качестве последнего еще живого депутата от человечества
(конечно, как вы понимаете, не по числу голосов остальных, а поданному мне
свыше праву) я принял решение исключить из современного языка некоторые
слова; их употребление отныне запрещено. Данное решение было принято
сегодня вечером и публично объявлено на специальной пресс-конференции,
созванной здесь на Верхнем Вестсайде. Высокопоставленный представитель
правящего кабинета, внимательно ознакомившись со всеми записями в
настоящем дневнике, зачитал нижеперечисленный список запрещенных к
употреблению слов:
Экология, двуокись серы, символ, цивилизация, реклама, полиэтилен, Бог,
превосходство, современный, промышленный, ученый, неприятность,
(ДДТ)+(2,4,5-Т), человечество.
Уже сейчас, просматривая этот список, я слабо себе представляю, что
значат эти слова. Они больше никогда не будут употребляться мной, а
значит, никогда не будут употребляться никем. Несоблюдение данного указа
не влечет за собой никакого специального наказания. Мы поверим вам на
слово. Все равно это ничего не меняет.
В случае ничейного исхода будут вручены одинаковые призы.


Уходящая из жизни Дая. Как красиво звучит эта фраза. Эвфемизм, стоит
чуть не доглядеть - и из этого вырастает уже целая поэма. Только вот
как-то не хочется мне писать поэму на смерть собственной жены.
Я очень ясно все помню. Это было незадолго до конца. Мы ехали в
нью-йоркской подземке. Кто ее обслуживал, кто водил поезда - не знаю;
городские власти к тому времени давно уже перестали заниматься
транспортом. Да там почти никто и не ездил, кроме людей, вроде нас, кому
еще надо было куда-то добираться, да самих себя добивавших дуриков: те и
вовсе не имели противогазов. Так вот, напротив нас сидела семья
пуэрториканцев. Их было шестеро. Все они плакали. Вдруг Дая схватила меня
за руку, я повернулся к ней, начал что-то говорить... Она только покачала
головой. Ее голубые глаза были полны слез, а брови так плотно сошлись над
переносицей, что казалось, они вот-вот раздавят друг друга. И еще, помню,
я обратил внимание на ее волосы: они свисали мокрыми, грязными сосульками.
А раньше, бывало, когда Дая расчесывала их - будто золотое сияние
вспыхивало.
- Мне кажется... Любимый, я... эй, я больше не могу дышать! -
воскликнула она.
Я все это помню. Черт побери, вот сейчас я написал это и сразу мурашки
по телу, - прямо как тогда; это нынешнее ощущение ничуть не лучше того,
прежнего.
- Слушай, не знаю... Успокойся, постарайся дышать медленно и ровно.
Выйдем на следующей...
Привстав, она попробовала потянуться, тряся головой и плача. Дая то
всхлипывала, то задыхалась от удушья. Она хватала воздух немеющими
пальцами, будто пытаясь уцепиться за него, вырвать оттуда хотя бы глоток
жизни - и все это время я беспомощно стоял как будто это все происходило
не со мной, как будто я все это видел в кино. С Даей этого просто не могло
случиться. С кем-нибудь в книге - ради бога, но только не с Даей. В конце
концов она вся изогнулась, ее вырвало. Что же было делать? Я держал ее за