"Владимир Ефименко. Натыкаясь (сборник рассказов)" - читать интересную книгу автора

меня."
НО, УЖ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, ЕСЛИ БЕЗ ШУТОК, ОНА В ТОЧНОСТИ СКАЗАЛА ИМЕННО
ТАК: "Ничего не надо говорить. Просто обними меня."


ПИСЬМО ЧУЖОЙ

Когда соберутся две женщины, то после обсуждения ужасной жизни и
идиоток-подруг, начинаются задушевные воспоминания о роддоме. Мужчины не
ушли далеко: после футбола, секса и нескольких стаканов - всплывают
армейские мемуары. Тех и других можно понять: речь идет о самой тяжелой, но
где-то и приятной полосе в жизни. Исключения редки. Обычный порядок может
слегка варьироваться, например, после обсуждения подруг могут возникнуть
обобщающие оценочные суждения о мужчинах, а у последних после футбола может
проскользнуть политика, но сексом закончится все равно, так что спорт и
выборы - это разминка, предварительная игра.
Армия и роды - альфа и омега задушевных бесед. Поскольку, любезный
читатель, беседа у нас, несомненно, задушевная, будем считать, что: А)
Центрфорварда давно пора на мыло; В) В этой стране никогда порядка не будет;
С) Все они продажны, хотя попадаются и порядочные.(Из этого набора пытливый
читатель уже может догадаться, какого я пола.)
В общем, был у меня армейский приятель, сосед по койке. Сибиряк. Была у
него любимая. Все у Сереги спорилось легко и красиво, да только в языке -
кость. Когда он говорил, половина смысловой нагрузки доносилась руками
(женщины это любят, поверьте), но вот когда надо было сесть за письмо, у
него эти руки опускались: "Не знаю, о чем писать. "Так я стал его поверенным
Сирано. Спору нет, при встрече они бы и без меня нашли, что делать, но в
письмах... Я писал ей длинные послания, полные намеков и двусмысленностей.
Серега потом переписывал их своим аккуратным почерком. Справлялся о значении
незнакомых слов. Я подробно объяснял. Потом решил, что лучше сразу объяснять
письменно, усилив просветительскую функцию. В приходящих от нее ответах
появился усилившийся интерес. Мы (!) гордились этим Чувства настолько
переполняли меня в ту пору, что я, как донор, уже не мог обойтись без
кровопусканий. Излияния возымели действие: После дембеля Серый пригласил
меня на свадьбу, шафером. Я не поехал: далеко, некогда, финансы-романсы. На
последней стадии романа в письмах я старался максимально приблизиться к его
стилю, чтоб потом не так бросалась разница в глаза, чтоб оно как-то
выглядело путем. Дошел до того, что почувствовал, как мне не хватает рук для
выражения мыслей. Но выходило это с удовольствием, все это отвратительное
предприятие. Я писал, как для себя. Я любил ее. Кто она, я так и не узнал.
Ну и нашел, чем хвастать! Для него это - экзерсисы, а там - живой
человек! Не знаю, возможно, мои экзерсисы были еще живей. Зачем я об этом
говорю? Да просто я до сих пор продолжаю писать письмо чужой.

ЭВРИКА
Эвриклея, старая рабыня, встретив на рыночной площади Аристию,
служившею по соседству, пыталась рассказать подруге о своих злоключениях:
- С моим господином не соскучишься. Даром, что ученый муж.
- Это ты про своего старого скопидома?
-А про кого же еще? Он всех замучил. То выбросит целую кучу денег на