"Игорь Ефимов. Архивы Страшного суда" - читать интересную книгу автора

головы к окну, мог сказать, в какой стороне от его конторы находится Святой
Штефан, в какой - Дунай, в какой - Тиргартен, а и в том более широком и
важном смысле, который позволял ему ощущать свойства пространства, то есть
сгущение опасности в нем или, наоборот, просветы надежды - со всеми
возможными здесь оттенками, переливами и разными степенями напряженности.
И как рано, как спасительно рано в нем это проявилось!
Ведь ему и семнадцати еще не было, когда Советы под грохот гусениц
вкатили к ним в Кишинев летом сорокового - "броня крепка и танки наши
быстры" - веселые толпы на улицах, цветы, и старый дурак, винокур Цимкер, с
красным бантом на груди, сияя, выкатывает "освободителям" бочонок молодого
вина. Что же заставляло его, мальчишку, в те веселые дни держаться в тени?
Не участвовать в семейном ликовании? Вчитываться в еще выходившие газеты,
вслушиваться в обрывки радиопередач, вглядываться в хитро сощуренные глаза
солдат и командиров, бродивших от лавки к лавке, скупавших на рубли (ничего
не стоившие, но кто же это мог знать?) одежду, консервы, мыло, ткани, обувь,
ковры, посуду, гвозди, пуговицы, иголки - все.
Кучки любопытных ходили за ними, кто знал по-русски, пытались
выспрашивать:
- А что, каково, ребята, нынче живется в России?
- Да сами знаете: буржуев нет, помещиков прогнали, работаем на себя -
чего лучше.
- Ну а в колхозах?
- Земля общая, тракторами пашут, комбайнами убирают.
- И в городах работа есть?
- На каждом углу объявление: требуются, требуются.
- А в магазинах как?
- Полки от товаров ломятся.
- Что же вы тут ходите, скупаете все подряд?
- Надоело все свое. Родня просит чего-нибудь новенького, заграничного.
- И колбаса продается?
- Всех сортов.
- И масло?
- Бочонками.
- Меха раньше в России были знатные.
- Как раз этой зимой жене лисью шубу купил.
- Молоко?
- Хоть залейся.
Но то ли уловил что-то молодой Аарон в солдатских усмешках, то ли и сам
знал уже по себе это особое удовольствие - надувать олухов-чужаков, то ли
необъяснимое ощущение надвигающейся из безоблачного пространства беды
подтолкнуло его, выбросило на язык вычитанное из медицинских книг слово,
продвинуло вперед сквозь толпу:
- А как насчет цирроза печенки?
- С циррозом в этом году особенно удачно, - сказал солдат, подмигивая
давящемуся от смеха товарищу, запихивая в вещмешок рулон рыболовной сети. -
Есть и вразвес, и банками.
Молдоване с умным видом закивали, зацокали языками, а печальный Аарон
выбрался из толпы и побрел домой.
Уговорить отца нечего было и думать: он помнил погром 1903 года, и для
него все, кто бился с царем и с черной сотней, навсегда стали лучше родного