"Альбер Эгпарс. Когда Иуда звался Цицероном..." - читать интересную книгу автора

- Где остальные? - спросил главный, направляя на меня пистолет.
Я пожал плечами. Один из гестаповцев бросился в спальню. Я слышал, как
он распахнул дверь в ванную. Он прокричал что-то по-немецки, и гестаповцы
ринулись на чердак. Он спросил Цицерона:
- Вас было четверо?
- Да, - ответил Цицерон.
Он только и мог повторять: "Да, да, да..." Он был поражен, застав меня
в комнате одного.
Под окном раздался выстрел, за ним другой. Цицерона оттолкнули к стене,
где стоял я, и все бросились к лестнице; остались только два дюжих, молодца
в штатском, усевшиеся на столе. Они разглядывали нас, болтая ногами. Один из
них встал и распахнул окно. Из-за его плеча в мутном свете рождающегося утра
я заметил в глубине сада человека, который бежал, низко пригнувшись. Он
как-то странно подпрыгивал - делал скачок и снова пускался бежать. Раздалось
сразу несколько пистолетных выстрелов. Максанс остановился, потер лодыжку и
снова побежал. Второй наш сторож стал у окна вполоборота: так он мог следить
за погоней, не выпуская нас из поля зрения. Должно быть, Максанса ранили в
ногу. Внезапно он пошатнулся и рухнул - наверняка пуля попала в спину. Наши
два гестаповца торжествовали; они окликали своих товарищей, стрелявших в
саду. Они были рады, ликовали. Вдруг они притихли. Растянувшись на животе,
Максанс вел ответный огонь. Выстрел, за ним еще. Он стрелял не спеша, точно
на учебных занятиях. Я догадался, что он бережет патроны, чтобы подольше
задержать погоню за Калибаном.
Выстрелы под окном не смолкали. Я не сомневался, что Калибан уже в лесу
и что еще до зари он успеет добраться до своего отряда в район Фурно Дэвида.
Максанс продолжал стрелять. Вокруг него взвивались под пулями комочки
земли. Каждый раз, поднимая голову, он стрелял в сторону виллы. Я посмотрел
на Цицерона. Его лицо было искажено страхом. Глаза не переставали мигать - у
него это признак нервозности. Он уже и не старался скрыть свой страх. А по
нашим рукам, поднятым над головой, струился бледный утренний свет. Мне стало
горько, и я отвернулся. Не отрываясь от стены, я мог видеть Максанса
совершенно отчетливо. Он по-прежнему не подпускал гестаповцев, которые
обстреливали его из-за деревьев. Комок земли попал ему в лицо. У меня
перехватило дыхание. Я видел, как он оперся на локти и выстрелил: раз,
другой, еще один. Он лег на бок, полез в карман и перезарядил пистолет. Я
мог следить за каждым его движением. Как в театре. Словно все происходило в
каком-то другом мире, отчужденном и вместе с тем совершенно прозрачном, не
обремененном ни временем, ни усталостью. Вдруг Максанс ткнулся в землю и уже
не поднялся. Солдаты с оружием наперевес подбежали к нему и стали что-то
обсуждать. Я понял, что Максанс убит. Но Калибан спасся, Калибан отомстит за
него. Эта мысль поддерживала меня, и, чтобы победить страх, я цеплялся за
нее, старался ни о чем больше не думать. Наши охранники возбужденно
обсуждали происшедшее и громко смеялись.
- Бедняга, - сказал мне на ухо Цицерон замирающим голосом. - Был бы от
этого какой-нибудь прок. Теперь, конечно, очередь за нами.
Я не шелохнулся. Собрав все свои силы, я старался не поддаться
захлестывающей меня слабости. "Максанс мертв". Два этих страшных слова гулко
отдавались у меня в голове. "Максанс мертв". Все кончено: подлая и
неумолимая смерть расправилась с ним, с его неувядаемой юношеской энергией,
с его разумом. "Максанс мертв". Я не слышал ничего, кроме этих слов. Его,