"Борис Петрович Екимов. Родительская суббота (Рассказы разных лет) " - читать интересную книгу автора

упрет всё. Да не во двор, а в барак... Ищи там свищи...
Поздний хуторской завтрак. Солнышко уже высоко. Но в тени раскидистой
ивушки, у просторного стола еще держится холодок. Можно не спеша
чаевничать, обсуждая дела вчерашние, нынешние. Впереди - долгий день. А
теперь - лишь завтрак.

Кудовая

На третий день хуторского житья, когда на подворье все новости собраны
да рассказаны, наступает пора иная.
- Ты нынче чем займешься? - спрашивает поутру мой хозяин.
- Пойду попроведаю...
- Ну давай...
Отзавтракали. И пошел я по хутору бродить. Он нынче просторный, хотя и
не больно людный. Но как в далекие годы протянулся и раскрылатился от
донского берега, от лесистого займища до заливного луга и Лысого бугра, так
и теперь доживает свой век в былых размерах, как и прежде делясь на куты:
Забарак, Никишкин кут и Варшава. Последнее название почти позабыто.
Умирают, уходят с хутора люди, ветшают и рушатся дома, базы, разрежая
былую тесноту дворов.
Соседства давно уже нет, когда через плетеный забор окликнешь живую
душу. Нынче дома и поместья стоят вольно, будто чураясь друг друга; меж
ними - пустоши, руины, заросли дурной травы или задичавшего сада.
Словно плавучие острова, все дальше расходятся живые дома, подворья,
особенно в непогоду, во тьме, скупо светя желтыми окошками.
Но нынче - пора летняя и погожая. Еще издали, чуть ли не от своего
двора, вижу, что у бабы Кати на летней кухне, на крыше ее, - человек.
Ближе подхожу, а это, оказывается, сама хозяйка печную трубу глиной
обмазывает. Дело летнее, но впереди - зима.
- Ты как туда залезла? - спрашиваю удивленно.
- По лестнице... - поняв мое удивление и обидевшись, коротко отвечает
баба Катя. - Чего ж я, вовсе некудовая? Трухля?
- Кудовая... - усмехаюсь я. - Как коза по лестнице скачешь, в
восемьдесят лет.
- Восемьдесят и еще два годочка, - спускаясь на землю, к гостю,
уточняет старая женщина.
Сухощавая, росточку малого, возрастом гнутая, баба Катя имеет характер
бойкий, любит поговорить. Газетка - ее старинное хуторское прозвище. Живет
она одиноко. Сын Василий с давних пор в городе, дочка - в станице. Живет
одна, но дом и двор - как и в прежние годы.
- Огород ныне огорчает, - жалуется она, когда идем мы осматривать ее
владенье. - Картошка прет, прямо бушует, в огудину, а будет ли прок...
Огород старой женщины раскинулся так просторно, пышно и зелено, что
оторопь берет. У хозяйки воробьиная стать: косточки, кожа, иссохшие плети
рук,.. В чем душа держится. Но огород - не окинешь взглядом. Зеленой стеной
- картошка, огурцы, помидоры, плетучие тыквы... И ведь не трактор пахал, а
все - лопата, мотыга и эти старушечьи, словно птичьи, иссохшие руки.
- Ну и огород у тебя... - в который раз удивляюсь. - Надо бы уже
поменьше. Все же - возраст...
- Года, года... - соглашается баба Катя. - Из могуты выбилась.