"Антуан Де Сент Экзюпери. Цитадель" - читать интересную книгу автора

шаг в ту сторону грозил им смертью. А женщины замка? Молчаливые, надменные
или боязливые, смотря по тому, кем они в нем были.
Я слышу голос безрассудного: "Сколько даром потерянного места,
неиспользованных богатств, неудобства, и все из-за нерадения! Разрушим
бесполезные стены, уничтожим лишние лестницы, они так мешают ходить, пусть
люди почувствуют себя свободными". И отвечаю ему:
"Нет, они почувствуют себя овцами на юру и собьются в стадо, им будет
плохо, и с тоски они напридумывают глупых игр. В них будут правила, и
жестокие, но не будет величия. Замок рождает стихи. Но какой поэзии ждать от
пошлого аккомпанемента игральных костей? Поначалу люди будут жить призраком
замка, читая о нем стихи, но со временем исчезнет и призрак, стихи станут
чужими, непонятными... Что тогда будет им в радость?"
Что порадует людей, затерявшихся в мелькании недель, в слепых годах без
праздников? Людей, позабывших благородную иерархию, ненавидящих успех соседа
и желающих одного, чтобы все вокруг были одинаково несчастны? Люди эти
создали смрадное болото, так откуда придет к ним радость?
А я? Я восстанавливаю силовые линии. Строю плотины в горах, удерживаю
воды. Я - воплощенная несправедливость и стою на пути естественных
склонностей. Я восстанавливаю иерархию там, где люди стали похожи, как капли
воды, и растеклись болотом. Я сгибаю полосу в лук. Но несправедливость
сегодня окажется справедливостью завтра. Я торю дороги там, где о них
постарались забыть и назвали спячку счастьем. Что мне до стоячих вод их
справедливости? Я тружусь ради человека, созданного прекрасной
несправедливостью. Так облагораживаю я свое царство.
Логика доброжелателей мне знакома. Они в восхищении от человека,
который был создан моим отцом. "Можно ли притеснять подобное совершенство?"
- твердят они. И во имя того, кто был создан столькими притеснениями,
уничтожают притеснения. Пока сердце помнит запреты, человек жив. Но
мало-помалу они забываются. И тот, кого хотели спасти, погибает.
Поэтому я ненавижу издевку - достояние бездельника. Кто, как не
бездельник, говорит: "Были у вас и другие обычаи. Почему не переменить и
эти?" И еще слова бездельника: "Кто неволит вас держать хлеб в амбаре, овец
в хлеву? Можно ведь и наоборот..." Он меняет местами слова, он не знает, что
слова это не все, что существует на свете. Ему не понять, что человек живет,
а чтобы жить, ему нужен дом. Заслушавшись бездельников, люди теряют из виду
дом и разрушают его. Так расточают они самое драгоценное из своих сокровищ
- смысл существующего. В праздник гордятся тем, что свободны от обычая,
что презрели традиции, что чужое им дороже своего. Святотатство радует их,
пока остается святотатством. Люди попирают то, что пока еще весомо и ощутимо
для них. Живут, пока дышит их враг. Тень закона еще так крепко держит их,
что они способны ею возмущаться. Но вот и тень исчезла. Радоваться нечему,
забыт даже вкус победы. Наступило царство скуки. Вместо замка они на
рыночной площади, исчерпав удовольствие хвастливо и высокомерно попирать
былое, они не знают, что им делать на этой ярмарке. И тогда просыпаются
смутные мечты об огромном доме с тысячью окон, с завесами, падающими на
плечи, с прохладными двориками. Мечты о потайной комнатке, которая придает
вкус тайны всему жилищу... Сами того не подозревая, они тоскуют о замке
моего отца, где каждый шаг был осмыслен, - замке, который они успели
позабыть.
Я знаю, что будет, и своим произволом мешаю обнищанию сущего, и не