"Борис Ельцин. Президентский марафон (мемуары)" - читать интересную книгу автора

Что говорили тогда? Какая-то там Чечня... Ну сколько их там - пять,
десять, двадцать тысяч... И наша армия - огромная, могучая, самая сильная.
Скоро выяснилось, что армия и ее командиры готовились совсем не к той
войне. Известная ошибка генералов. Война оказалась тяжелой, страшной,
кровавой.
Я помню, скольких усилий стоила мне встреча с Сергеем Адамовичем
Ковалевым, который в первые дни военной операции принял сторону сепаратистов
и потом приехал в Москву, чтобы рассказать на пресс-конференции о
разрушениях и жертвах в Грозном.
Какие внутренние противоречия меня раздирали! Вот сидит передо мной
достойный человек, демократ, правозащитник, уполномоченный президента по
правам человека. Как объяснить ему, какими словами, что на карту поставлена
сама государственность, сама жизнь России? Ведь все равно он моих аргументов
не услышит.
Я выслушал его молча, взял доклад и поблагодарил за работу. Если бы в
те дни - а дни были очень острые, когда каждый антивоенный репортаж по
телевизору воспринимался моими помощниками как предательство, - мы пошли на
чрезвычайные меры, на ограничения свободы слова, раскол был бы неминуем. И
общество покатилось бы совсем по другому пути.
Усилием воли я заставил себя не обращать внимания на излишнюю,
несправедливую критику. И постепенно в обществе возобладала здравая линия,
линия середины.
Все поняли, что там воюет наша армия, наши люди. И военные занялись
своим делом, а гражданские - своим. И раскола не случилось. Хотя кое-кто,
возможно, на это рассчитывал.
Именно тогда, в 95-м, Россию поразила новая болезнь - тотальная
"отрицаловка", полное неверие в себя, в свои силы. Мы, россияне, разлюбили
сами себя. А это для нации - исторический тупик.
Почему так произошло? В основе этих комплексов - детская наивность,
воспитанная в людях советской властью. Детская вера во всесилие государства.
И когда государство допустило ошибку, когда президент, как обычный человек,
оказался в плену неких стереотипов (в частности, стереотипа о мощи
российской армии), истерика захлестнула общество с головой. Разрушительная,
тотальная истерика. Ее результаты мы пожинаем до сих пор.
... Летом и осенью 1996 года судьба вновь свела меня еще с одним
российским политиком в погонах (погоны он, правда, к тому времени снял, но
образа его действий это не изменило, в душе он остался генералом).
Я говорю об Александре Лебеде.
Я до сих пор помню его мощный голос в августе 91-го, когда он говорил
мне в кабинете Белого дома: один залп из БТРов - и вся начинка здания
заполыхает, все ваши герои попрыгают из окон. Тогда этот офицер Советской
Армии вызвал во мне интерес и симпатию.
Но с течением времени я стал понимать, что за рыкающим голосом и
медвежьей повадкой, за какой-то утрированной мужественностью стоит глубокая
неуверенность в себе армейского человека, вырванного из привычной среды.
Лебедь очень дружил в свое время с Павлом Грачевым (потом их дорожки круто
разошлись). Так вот, Грачев - типичный генерал, который не хочет выходить за
рамки устава, рамки армейского этикета, привычной армейской жизни. Ему и там
хорошо. Лебедь, его бывший подчиненный, тип совершенно противоположный. Это
тип российского офицера, который оказался за бортом той грандиозной системы,