"Мирча Элиаде. История веры и религиозных идей, Том 1: От каменного века до элевсинских мистерий " - читать интересную книгу автора

истолковать как воспроизведение первобытной охоты. Правдоподобие усиливается
тем, что ритуалы совершались в самых глухих местах "святилищ" - возможно,
перед началом охоты или по случаю "инициации" подростков.[30] Сцена в пещере
Трех братьев была истолкована как изображение танцора в шкуре бизона,
который играет на инструменте, напоминающем флейту. Объяснение убедительно,
поскольку в палеолитическом наследии известно пятьдесят пять изображений
людей, одетых в шкуры, и часто в танцевальных позах.[31] К тому же это -
типичное ритуальное поведение современных охотничьих народов.
Благодаря аббату Брейлю получил широкую известность "Великий Волшебник"
из пещеры Трех братьев, настенный рельеф высотой 75 см. На рисунке Брейля,
сделанном с этого рельефа, - существо с головой серны и с большими оленьими
рогами, но с совиными глазами и клювом и с волчьими ушами. У него длинный
лошадиный хвост, а на руках - медвежьи когти. Только нижние конечности и
член, а также поза танцора указывают, что это человеческое существо. Однако
последние фотографии, сделанные в пещере, фиксируют не все детали, так
тщательно выписанные Брейлем.[32] Есть вероятность, что рельеф со времени
его открытия в некоторых своих частях был поврежден (например, отсутствует
второй рог), но не исключено и то, что аббат Брейль сделал неточный
набросок. На последних фотографиях "Великий Волшебник" не столь впечатляющ.
Так или иначе, этот рельеф можно истолковать как изображение Владыки диких
зверей или его персонификацию в колдуне. К тому же в Лурде недавно нашли
сланец, на котором тоже виден человек в оленьей шкуре с лошадиным хвостом и
увенчанной рогами головой.
Не менее знаменита и не менее дискуссионна упомянутая выше композиция
из пещеры Ласко: раненый бизон вонзает рога в лежащего на земле, по
видимости мертвого, человека; его оружие, род копья с крюком, упирается в
брюхо животного; подле человека (с клювом вместо рта) сидит на жердочке
птица. Эту сцену обычно интерпретировали как сцену охоты. В 1950 г. Хорст
Кирхнер предложил рассматривать ее как шаманское камланье. Если так, то
человек не мертв, а находится в трансе перед принесенным в жертву бизоном, а
его душа путешествует по иным пределам. Птица на жердочке, мотив, типичный
для сибирского шаманства, - это его дух-хранитель. По Кирхнеру, действо
предпринято, чтобы помочь шаману, в состоянии экстаза, предстать перед
богами и испросить у них благословения на удачную охоту. Тот же автор
считает, что загадочные "жезлы командования" - это колотушки для бубнов.
Если принять его интерпретацию, то это будет означать, что колдуны палеолита
пользовались барабанами, как и сибирские шаманы.[33]
Объяснение Кирхнера вызвало споры, и мы не считаем себя достаточно
компетентными, чтобы высказываться по этому поводу. Однако существование
своего рода шаманства в эпоху палеолита вполне очевидно. С одной стороны,
шаманство и по сей день доминирует в религиозной идеологии охотников и
пастухов. С другой, опыт экстаза как феномен неотрывен от человеческой сути.
Невозможно представить себе время, когда бы человек не видел снов, не грезил
наяву и не впадал в транс - т. е. не терял бы сознание, что толковалось, как
путешествие души в иные пределы. Со сменой форм культуры и религии
изменились разве что интерпретация и оценка опыта экстаза. Поскольку в
духовном мире палеоантропов господствовали мистические отношения между
человеком и животным, нетрудно предположить, какими полномочиями наделялся
"специалист" по экстазу.
Так называемые "рентгеновские" рисунки, т. е. зарисовки скелета и