"Дети Брагги" - читать интересную книгу автора (Воронова Арина)

IX

Два драккара неспешно продвигались в обмелевших водах широкой реки Вистинги, что почти пополам разделяла северную часть датских земель, которые год назад объединил под своей рукой новоявленного конунг Вестмунд. Путь по Вистинге шел от Аггерсборга почти до ставшего новой столицей военного лагеря Фюркат. На заднем корабле, последнем из морской флотилии гаутрека Карри Рану из рода Асгаута, гребцы затянули песню, мачты со свернутыми парусами покоились на дне корабля, а мимо скользили плоские, поросшие лесом берега Вистинги. На переднем корабле молчали.

Гутхорм Домар, посланный Кругом в Аггерсборг к гаутреку Иви и Согну-скальду забрать и виру за убитого две луны назад племянника Скальдрека-скальда Торира Гривастого, завел на обратном пути «Хронварнр» в Скаген, где взял на борт также часть дружинников и оружия с поврежденного «Линдормра». На корабле скальдов время определяли без песен или заунывного ритма бронзового диска. А кроме того, где бы ни находился последние часы Грим, возвращающийся домой изгнанник по собственной воле, неизменно клубилось незримое облако тревоги и напряжения.

Мрачно-тяжелое настроение сына Эгиля сказывалось даже на закаленных походами хускарлах Карри Рану, похвалявшихся, что не боятся ни одного человека на свете.

— Я слышал вчера часть вашей беседы, — постарался привлечь внимание Бранра лежавший возле фальшборта «Хронварнра» Скагги.

Этот корабль и поход с Тровином казались в воспоминаниях прекрасными и полными удачи и славы, и, оказавшись на нем, он почему-то почувствовал себя увереннее.

— Вы говорили о том, что за женщину могли видеть на стенах Рьявенкрика, а подступивших к стенам крепости врагов называли то франками, то норманнами. Так кто же они?

— Норманнами они стали звать себя в Ванланде, на землях франков. Я называл их франками, потому что среди них уже очень немного осталось тех датчан и норвежцев, которые отправились в поход с Хрольвом.

— Так, значит, Бьерн бился с таким же, как он, норвежцем? Норвежским хольдом?

— Возможно, — согласился Бранр. — Но как мы видели, эти норманны гораздо худшие мореходы, чем их отцы и деды.

Скагги задумался, перед его глазами вдруг предстал Бьерн, сдергивающий свое массивное тело с норманнского клинка.

— А Бьерн… Почему его нет с нами? Он погиб? — Голос мальчишки дрогнул.

— Возможно, он выкарабкается. Мы оставили его у Скули, он не перенес бы дороги. — В голосе Бранра появилось что-то от заправского целителя. — Большой Кулак — очень сильный человек, к тому же живучий. Но меч вошел ему прямо в нутро. Он не мог не перерезать внутренностей. Я дал ему съесть истолченный чеснок, а потом наклонился и понюхал рану. Чесноком и пахло. В большинстве случаев это означает смерть.

— А в этом?

— Я сделал все, что было в моих силах. Амунди кое-чему меня научил. Вскрыл его огромный живот, как мог, залатал кишки, сложил все назад и наложил швы. Но даже с травяным отваром скальдов ему пришлось нелегко, очень нелегко. Он не лишился чувств; как это бывает обычно с людьми более слабыми. Очевидно, настой для него нужен крепче, чем для обычного воина. Все то время, пока я копался у него в животе, он чувствовал, что я там делаю. Мускулы у него не расслаблены, наоборот, натянуты как канаты. Если трупный яд начнет разъедать его изнутри…

Стоявший на носу «Хронварнра» Сигварт крикнул, что видит впереди деревянный настил через реку, и Бранр поспешил к нему, снова оставив Скагги в одиночестве.

Драккар медленно подходил к нешироким мосткам на двух опорах, никто и не стал бы называть эти положенные в один слой, связанные веревкой бревна, с настланными на них досками, настоящим мостом.

— Вистингу здесь пересекает проселок от мелких усадеб, который вливается потом в Ратный путь и идет к Аггерсборгу, — объяснял на носу Гутхорм подошедшему Гриму. — Странно другое — дорога проезжая, а ни души не видать. Земля здесь своя. Кто станет говорить о нападении? — в недоумении продолжал он. — И все же странно.

На драккаре Карри, очевидно, тоже сочли отсутствие людей и повозок необычным: лишь тому удастся дожить до седин, кто избегает любого ненужного риска. На носу «Линдормра» фигура в плаще с пурпурным подбоем махнула рукой в знак того, что драккар собирается менять курс.

Гребцы, доведя движение-удар, подняли весла, а потом снова погрузили их в воду, развернув назад лопасти. Передний корабль постепенно замедлил ход, выворачивая к берегу. Второй пристроился за ним следом, чтобы пристать чуть ниже по течению.

Никого. Ни единой живой души. И все же Бранр, посовещавшись с Гутхормом, приказал свести с корабля лошадей, чтобы отправить людей на разведку. С причалившего «Линдормра» сбросили доску-сходни, и к спустившейся на берег группе присоединились Карри Рану и сын галогалландского ярла Сигварт. Последний, как мрачно заметил Грим, изо всех сил стремился смыть свой позор. Впрочем, кто мог об этом помнить, кроме самого Грима и, быть может, Бранра, которому каким-то образом удавалось замечать все, что происходит вокруг.

Сигварт вызвался поехать с небольшим отрядом, который возглавил сам Гутхорм Домар.

Форинг «Хронварнра» Гутхорм Домар никому не доверил бы седлать любимого вороного по кличке Грибдир, которого, пользуясь тем, что драккар принадлежал ему, возил за собой везде, кроме далеких походов, вроде плавания в Упланд или в Эрину. Кличку свою жеребец получил за горячий нрав и за то, что способен был без жалости укусить другого коня или любого человека, будь то друг или враг. Гутхорм, близкий и доверенный конунгу человек, чувствовал себя в последнее время меж двух огней. Сам он скальдом никогда не был: вису сложить, что драккар по фьордам провести, не всякий это может, но многие. Однако в рунной волшбе он не дошел даже до эриля, что уж там говорить о пещерах девяти миров. Однако и среди скальдов у него тоже было немало друзей и даже кровных побратимов, взять только неизвестно почему ушедшего из Фюрката Тровина Молчальника или Оттара Черного. Ожидая проявления в Аггерсборге сына Эгиля, своего внука, Лысый Грим просил встретить и приглядеться в дороге к этому человеку, и Гутхорм не нашел в себе сил отказать.

Теперь же форинг «Хронварнра» более чем рад был избавиться на время от общества сына Эгиля, поднявшегося к нему на корабль по настоянию Бранра. Ему равно не по нутру были как тяжелое молчание, так и едкие замечания этого крючконосого с холодным взглядом человека, в повадке которого временами чудилось что-то волчье. «Не зря его, видно, прозвали Квельдульвом, — размышлял, подъезжая к деревянному настилу, Гутхорм. — Может, и не врут те, кто сказывает, что прадед его, Ульв, к ночи волком оборачивался».

— Вистинга, она, что всегда такая бурная? — прервал его размышления удивленный вопрос дружинника с корабля Карри Рану.

— Бурная?

Гутхорм Домар, лишь неделю назад проведший здесь «Хронварнр» из Фюрката, не менее чужеземного хускарла удивился, увидев, как крутят под мостом щепки воды знакомой медленной реки. Он поднял взгляд на сам мост, чтобы обнаружить, что дощатый настил с него сорван, а доски вода теперь треплет и бьет о невесть откуда взявшиеся посреди реки валуны. Остановившись у моста, форинг обернулся и помахал Бранру рукой, показывая, что засады тут нет никакой, потом тронул было Грибдира, чтобы проехать за мост, но тут же в изумлении натянул поводья. За мостом плавное течение Вистинги преграждала высокая каменная гряда.

К изумлению Гутхорма примешивалась немалая доля раздражения. Если тут замешана волшба, то справиться с ней может только Бранр. Да еще сын Эгиля, если захочет. В памяти Гутхорма всплыли странные слухи, наводнившие Фюркат после отъезда Грима, а вспышки ярости этого берсерка форингу не хотелось даже вспоминать. Гутхорм не слишком страшился за себя самого — ведь присмотреть за своим не слишком-то надежным внуком его послал Лысый Грим. А если этот берсерк и почитал кого-то на том или этом свете, то этим человеком, несомненно, был его дед. И все же Гутхорму придется быть очень и очень осторожным.

Если же дело не в волшбе и камни не развеются как дым от заклинаний скальдов, то сегодня им в Фюкарт не попасть.

— Съезди позови Бранра, — бросил Гутхорм хускарлу с «Линдормра», но увидев, как тот внезапно нахмурился, смягчил приказ. — Попроси его приехать сюда, хольди.

Взгляд дружинника прояснился, он развернул коня и легкой рысью поскакал к кораблям. Гутхорм же про себя усмехнулся, подумав о том, как легко управлять этими морскими воинами, которые, по сути своей, так и остались падкими на лесть дренгами. Впрочем, никогда не знаешь, какого кто рода.

— А это еще что такое? — недоуменно спросил Гутхорм Домар, глядя, как Карри Рану приторачивает к седлу какой-то длинный обернутый кожей предмет.

Осмотрев завал, Бранр укоризненно сообщил Гутхорму, что камни в Вистинге самые что ни на есть настоящие, что вокруг дыма вода не бурлит. И форинг порадовался, что сын Эгиля остался на корабле, не хватало только его ехидных замечаний. Оба драккара временно вытащили на берег, где хускарлы Гутхорма с привычной ловкостью развели костры. Сын Эгиля, Бранр и Скагги, которого Гутхорм прекрасно помнил и который по непонятной форингу причине ни на шаг теперь не отходил от Грима, отправились еще раз осмотреть завал, у скальда-берсерка возникли все же какие-то подозрения. Вернулись все трое в мрачном и сосредоточенном молчании, и Бранр объявил, что при настоящем положении дел Гутхорм так не понял, откуда такая спешка, — чем скорее они попадут на Круг, тем лучше. Оба корабля было решено отвести назад в Аггерсборг, а оттуда морем в Фюркат. К немалому удивлению его, оставив «Линдормр», со скальдами собралась уезжать и дочь Раны Мудрого. Еще больше удивило форинга то, что старшими на драккаре она поставила кормчего по имени Торарин и того самого воина, с которым он обошелся как с простым дренгой. Гутхорм нисколько не жалел о расставании с сыном Эгиля, жаль только, что Скагги они явно намеревались забрать с собой.

Гутхорму вовсе не хотелось отдавать Бранру лошадей, за которых он намеревался получить хорошие деньги в лагере, но посланник Круга посулил ему давно желанный меч из кузни Гранмара. Клинки у этого скальда-кузнеца выходили лучше вендельских, да что там говорить, много лучше тех, что привозили из набегов на южные страны. Гутхорм не раз просил, пытался выменять, предлагал даже свою долю в упландском кладе за такой меч, но в ответ неизменно встречал лишь улыбку в седые усы. Помеченные рунами, получившие собственное имя, клинок или копье разили без промаха. А если он еще и сработан скальдом, кто знает, не переходит ли на него часть рунной волшбы.

Теперь, предвкушая легко ложащуюся в ладонь гладкую тяжесть заплетенной кожей рукояти — Гранмар рукоять каждого своего меча подгонял под руку будущего владельца, — форинг наблюдал, как собирается в путь небольшой отряд Бранра. Но тут его внимание привлек этот странный предмет у седла Карри. Если судить по длине, он бы предположил, что это копье, но на одном конце кожа уходила вниз, как будто на конце этого копья сидело топорище.

— Что это? — переспросил Гутхорм. — Заступ на длинной ручке? Половинная секира?

Улыбнувшись, Карри отвязала свое странное копье от седла, сдернула кожаный чехол, и копье, качнувшись, горизонтально легло в ее раскрытую ладонь как раз тем местом, где дерево уходило в металл.

— Топор бородатый, — подмигнув Бранру, ответил в тон форингу Грим.

— Не вижу, какой в нем толк.

Карри взяла Гутхорма за руку, потом, оттянув рукав своей рубахи, приложила руку к руке форинга.

— Какой из меня боец?

— Ну так, без схватки не могу сказать, конунг, — в некотором замешательстве протянул Гутхорм. — Но задатки по стати видно.

— Пусть даже задатки, пусть даже выучка. Скажи, смогу я выстоять против такого, как ты, хольда? Верно, не смогу. Взгляни на наши руки.

Твоя — в два раза толще моей. Ты выше меня, много шире в плечах, вся стать иная. Но ты из тех, кому больше подходит тяжелый полуторный меч, более того, твое оружие — секира. Так что если мне придется биться с хольдом, подобным тебе… — Под неожиданной улыбкой Карри Гутхорм Домар даже покраснел. — А поверь мне, такое не раз случалось… Мне же нужно как-то сравнять шансы. С этим, как видишь. — Карри начала медленно поворачивать свое странное оружие. Я могу уколоть. Могу нанести рубящий удар. Могу нанести и обратный рубящий, не разворачивая оружия. А могу и изменить захват и ударить тупым концом. Могу блокировать удар с любой стороны. Могу использовать обе руки. Мне не нужен щит. И что самое важное — удар этим даже от моей руки равен по силе твоему или, скажем, Грима, а такой пережить способны немногие.

— Но руки-то у тебя открыты, — нашел слабое место Бранр. Карри вернулась к коню и, достав из сумы еще два металлических предмета, протянула их посланцу скальдов.

Это были рукавицы, какие носят от мороза зимой, только эти вместо меховых были кожаными. От кисти тянулись длинные металлические полосы, укрепленные на широком кожаном раструбе, закрывавшем руку почти что до середины локтя.

— То-то радости будет Гранмару, если позволишь ему с ними повозиться, задумчиво проговорил Бранр, вертя в руках рукавицы.

— Кто это?

— Наш кузнец.

— Так ведь и эти рукавицы работы вашего человека. Одного из детей Брагги.

— А у тебя они откуда? — Голос Бранра неожиданно посуровел.

— Они сделаны отцом моего фелага, кровного брата.

— Как его имя? — все так же сурово спросил Бранр.

— Мастера? Глендалин, но он мертв… Говорят, его захватили в плен люди сына Сигурта Змей в Глазу. — Оба скальда, а за ними и Гутхорм кивнули, вспомнив прославившихся жестокостью потомков Рагнара Логброка. — А потом он умер

— Умер?

— Убит.

Карри явно не хотелось рассказывать эту горькую историю, и, уважая ее горе, Бранр принялся рассматривать подвижные пластины на рукавицах.

Первых ратников Фюрката Скагги увидел за четверть часа до того, как они подъехали к самому лагерю. По два-три человека воины, весело переговариваясь, шли через лес, очевидно, возвращаясь из соседних усадеб или от протекавшей неподалеку небольшой речки Тистр, притока Вистинги. Однажды им встретились дюжины две конников, судя по всему, отправлявшихся в дозор. К тому времени, когда они выехали из леса, Скагги насчитал уже до сотни человек. В каждом селении Гаутланда, даже в самом Рьявенкрике Скагги случалось видеть мужчин немощных и увечных, людей, непригодных стоять в боевом строю: у одного была сломана нога, и кости так и не срослись, как положено; у другого сказывалась на походке давняя рана в голову, у третьего глаз побелел от болотной лихорадки. К удивлению Скагги, не все здесь были ростом с Бьерна или Грима, но все воины Фюрката выглядели закаленными и умелыми бойцами. Он заметил возле вала несколько подростков, годами чуть старше его, которые бросали копья в мишень, видел, как седоусый, голый по пояс воин учит работать мечом еще двух юнцов, но среди них не было ни одного, моложе шестнадцати лет. Были среди воинов и седые, и совсем лысые, но никаких немощных стариков.

Сам лагерь был окружен земляным валом в два человеческих роста высотой, по гребню которого шел частокол из плотно пригнанных заостренных бревен. На все стороны света глядели деревянные же двухъярусные сторожевые башни. Ворот у земляного вала не было, что само по себе произвело на Скагги немалое впечатление. Дорога упиралась в ничем, казалось бы, незащищенный проход шириной в два на десять локтей. Дружина Фюрката говорила: «Стены — здесь для защиты наших богов; стены здесь — ограда хольдгарда, стены здесь — чтобы не дать разбежаться трэлам-рабам. Кто хочет сражаться, тому путь открыт. Посмотрим, удастся ли вам пройти мимо стражи. Нас защищают не валы, не частоколы из бревен, а топоры, что те бревна валили».

Вокруг прохода разместились пять, а может быть, и все шесть дюжин ратников, и что-то в их ленивой уверенности, в неспешности и собранности движений сказало Скагги, что это стража. В отличие от всех, кого они встречали до сих пор, эти все были в кольчугах или кожаных доспехах. У стены вала стояли составленные шатром и подпиравшие друг друга копья, и щиты тоже лежали под рукой. Эти люди будут готовы к бою в течение нескольких секунд — откуда бы ни появился враг. Бранра и его спутников они могли преспокойно рассматривать вот уже добрые четверть часа, с тех самых пор, как их небольшой отряд выехал на опушку леса.

В самих воротах двухметрового роста грам в кольчуге сделал несколько шагов вперед и задумчиво уставился на них, давая понять, что задумчивость его относится к трем чужакам. Бранра он, похоже, узнал с первого взгляда и даже приветствовал его чуть заметной улыбкой, а услышав, что спутники его позваны Кругом Скальдов и являются, таким образом, гостями детей Брагги, кивнул. Несколько минут спустя, очевидно, удовлетворившись результатом осмотра, он снова кивнул и ткнул большим пальцем себе за спину, предлагая проходить. Когда Грим последним из четверых въехал в город-лагерь, грам выкрикнул им вслед несколько непонятных слов. Скагги показалось, что хоть грам и обратился к ним на общем на севере датском языке, но как человек, родившийся в Стране Свеев.

— Что он сказал? — поинтересовался он вполголоса у Бранра.

— Что эту бабу вы сюда привезли на свой страх и риск, — ответила за него Карри.

Внутри военный лагерь конунга делили на четыре равные части две пересекающиеся в его центре дороги, одна из которых шла с севера на юг, другая — с востока на запад. В центре крепости раскинулась квадратная площадь с трехъярусной сторожевой башней в середине, стороны этой площади замыкали длинные дома дружинных братств, обращенные окнами соответственно на юго- и северо-восток и на юго- и северо-запад с одной стороны и на площадь — с другой.

Дорогой Бранр объяснял Карри и Скагги, что владения дружин, подчинявшихся лично конунгу Вестмунду и никому другому, не имевших даже собственных херсиров или иных вожаков, а знавшие лишь одного предводителя, простираются вдоль всего вала, занимая северо-западную и северо-восточную четверти круга. На востоке их территория упирается в гавань и заставы вдоль берега залива. В сердце этого лагеря в лагере — палата совета конунга, в которой хватило бы места поставить столы для не одной сотни мужей. Вокруг палаты совета — богато украшенные дома и палаты самого Вестмунда и его херсиров. Вокруг каждого из домов расположились правильными четырехугольниками женские дома, шатры приближенных и челяди, равно как и доверенной личной стражи. Дальше расходились длинные дома ратников, обычно в каждом доме жила та или иная дружина или гребцы с одного из кораблей. В центре четырехугольной площади, образованной каждыми четырьмя длинными домами, помещались палаты кормчих или отдельных хольдов. Близкие к конунгу люди стремились ставить свои палаты, а если не имели на то места или достатка, то шатры, как можно ближе к палатам конунга.

Так что, усмехнулся Бранр, эти хавдинги и ярлы живут вокруг северной площади довольно обособленно.

— За милость конунга можно и потесниться, — ехидно вставил Грим, Карри же промолчала.

Детям Брагги и их сторонникам принадлежала юго-восточная четверть, которая также имела свой выход на залив. По эту сторону залива находилась и большая часть корабельных верфей, поскольку, как не без гордости упомянул Бранр, корабелам и кормчим не один раз случалось прибегать к рунному мастерству. Здесь же расположились кузни и мастерские.

Дома в юго-западной четверти Фюрката занимали приведшие к Вестмунду свои дружины херсиры и ярлы из оставшейся под рукой Горма южной Ютландии, а также те, кто бежал от самовластия Харфарга или пришел искать удачи из Страны Свеев. Здесь стояли дружины Лодина из Виггьярда и Орма сына Эйлива с Готланда, Торирра Клакка с Оркнейских островов и Торира Оленя из Нидароса.

Ратники ярла Хальвдана по прозвищу Змееглаз, потомка Логброка, о родичах которого с такой горечью вспоминала Карри Рану, были по большей части из южной Ютландии, а также Сканей. Хальвдан не делал секрета из того, что со временем намеревается вернуть себе земли в Сканей, а также и Зеландию, объединив их в королевство, которое когда-то принадлежало его предкам. Не таил он и своих замыслов собрать однажды под свою руку все земли от Балтики до Северного моря, создав державу, какой не владел ни одни конунг с тех самых времен, когда конунг Гутфрид бился с Карлом Великим.

Однако противник его, Хакон ярл Сканей, остановивший саксов у Даневирка, принял предложение Круга и поселился с личной своей дружиной на четверти скальдов. Здесь же нашли себе приют со своими драккарами и людьми форинги дружественных Кругу небольших вольных флотилий, в поисках удачи и славы бороздивших северные воды.

Конунг Вестмунд, по словам Бранра, радушно принимал у себя все появлявшиеся во Фюркате корабли, лишь бы с крепкими драккарами к нему все больше прибывало славных хольдов и умелых хускарлов. А потому среди ратников верных конунгу дружин немало было тех, кто по тем или иным причинам оказался изгнан из своей земли. Без сомнения, были среди них и такие, кто, не выплатив положенной виры за убийство, бесславно бежал от мести родичей, и тех, кого преследовал закон. Однако основу этих дружин наряду с датскими ратниками составляли бродячие дренги или хускарлы из Норвегии.

Это были те самые норвежцы, которые из поколения в поколение продвигались от острова к острову все дальше от насиженных мест к самым окраинам кельтского региона: с Оркнейских островов на Шетландские и дальше на Гебриды и побережье Эрины. Десятилетия морских походов на восток к финнам, десятилетия постоянных набегов на Эрину и остров Мэн, Уэссекс и Северную Кумбрию закалили этих людей, как закаляют в кузне железо огонь и вода.

Нередко эти норвежцы, забывавшие, что из дому их гнало отсутствие земель или ярость Харфарга, задирали датчан, поскольку никак не могли забыть поражения, каких-то десять лет назад нанесенного им у берегов Эрины. Датские корабли тогда еще только-только появились у эринских берегов, и ирландский конунг Уи Ньяль просил их помощи против распоряжавшихся в его стране, как в своей вотчине, норвежцев. Кальв сын Арфинна тогда похвалялся, что, овладев всей Эриной, станет править из древнего замка на берегу черного озера, из самого Дубх Линна, и поведет стаи своих непобедимых кораблей против немощных королевств христианского запада. Однако под натиском ратников Уи Ньяля непобедимый флот Арфинссона рассеялся как дым, а тела норвежцев на эринских полях еще долго служили обильной пищей воронам, как было это во времена Финна и Кухулина и витязей Ульстера.

Память о давних распрях еще жива, говорил Бранр, и среди дружинных домов конунга нередки стычки и столкновения, и лишь Вестмунду удается силой воли держать в узде своих воинов.

— Въехав через северные ворота, мы оказались сейчас как раз там, где поселились люди с Оркнейских островов, и прости мне мой совет, гаутрек, и тебя это тоже касается, Скагги, я предложил бы вам не глазеть по сторонам, а глядеть лишь прямо перед собой.

Чернобородый дружинник, ответивший на приветствие Карри оскорблением, обернулся, лицо его перекосилось от ярости. Он сплюнул под ноги Карри и только открыл рот, чтобы добавить что-то еще, как Карри ударила его в лицо. Из разорванной щеки хускарла хлынула кровь — въезжая во Фюркат, дочь Раны Мудрого не стала снимать латных рукавиц. Чернобородый пошатнулся и, раскинув руки, рухнул навзничь. Повисло мертвое молчание.

Хускарл медленно поднялся на ноги, выплюнул на раскрытую ладонь один зуб, затем второй. Потом, глянув на своих людей, пожал плечами. Бросив поводья лошади, двое его дренгов, также без единого слова, двинулись следом за предводителем.

— Ну что ж, этого ведь ты и добивалась?

Карри хмуро кивнула.

— Чего? — встревоженно встрял Скагги.

— Не знаешь? Теперь может произойти лишь одно.

— Что?

— Хольмганг.

— Что да, то да. Весь лагерь теперь соберется поглазеть на поединок. Где тут сыскать лучшее развлечение, — внес свою лепту Грим. — Наших слов, похоже, Весовым воинам недостаточно.

— Да, сдается мне, многое здесь изменилось с моего отъезда. — Голос Бранра был безрадостным. — Тем больше причин скорее разыскать Оттара Черного и Грима Ульвсона.

— Я останусь с Карри, скальды подождут.

— А твой отец? — довольно резко возразил Гриму Бранр.

— А ты уверен, что он в лагере или, если уж на то пошло, что он еще жив? Бранр промолчал.

— Я тоже останусь, — неожиданно заявил Скагги, которому почему-то показалось, что в этом недружелюбном лагере он предпочел бы остаться с Карри Рану и Гримом. Кто знает, как его примут эти скальды.

— Драккары «Хронварнр» и «Линдормр» прибудут в Фюркат через пару дней, разве что форинг Гутхорм Домар пожелает задержаться в Ольсборге, — закончил свой рассказ Бранр.

В небольшой светлой горнице, окнами выходящей на залив и верфи с собираемым на них долгим кораблем, повисло молчание. В центре горницы в дощатый пол было воткнуто серебряным наконечником вниз длинное копье — символ Одина, возле него в небольшой жаровне плясали оранжево-красные язычки огня Локи.

— Что ж, доброго пира Гламу Хромой Секире, — задумчиво проговорил Гранмар, — и Тровину Молчальнику.

Собравшиеся согласно кивнули. На этот раз молчание прервал Скальдрек, скальд Хеймдаля:

— Призванные прибыли.

— Не совсем так, — отозвался Амунди-целитель. — Подумать необходимо об ином, о том, как и почему за каких-то три года из простого хускарла Вес, сын второй жены ярла Сканей Хакона, превратился в конунга Вестмунда, правящего теперь половиной Дании. Поддерживая нового конунга, мы все это время считали причину его возвышения второстепенной. Всегда находилось иное, более неотложное дело. Не доискиваясь причины происходящего, равно как и причины того, почему покинул Круг Тровин Молчальник, мы разменивались на повседневные мелочи, учили, исправляли ошибки, улаживали свары. Сейчас же наше дело решить, кто или что такое есть созданный с нашей помощью конунг Вестмунд.

— В Том мире, сколь бы я ни искал его в видениях, я видел конунга лишь Тюром асов. Тем самым странником в синем меховом плаще, каким он явился под именем Гримнира к конунгу Грейрреду.

— И мне было подобное видение, — согласился Оттар Черный. — Этого достаточно, чтобы предположить, что они впрямь порождение или воплощение Хрофта? Но с чем пришел тогда в Мидгард Тюр-ноши? Станет ли он для нас Одином Всеотцом, отцом асов и людей? Или Одином Бельверком, асом-висельником, Тюром павших, призывающим к себе героев ради собственных, лишь ему ведомых целей?

— Дело здесь даже не в рождении или роде Веса, они нам известны, как известно и его отрочество. Важны для нас последние три-четыре года. К сожалению, Тровин оставил нас, а теперь он мертв.

— Скагги из рода Хьялти, возможно, вспомнит хотя бы часть послания Молчальника, — напомнил скальдам Бранр.

— А оно того стоит? — усмехнулся Ивар Белый, скальд Ньерда. — Молчальник любил добрую шутку. — Корабельщик стряхнул с рукава одинокую стружку.

— Стоит, — с непоколебимой уверенностью возразил Бранр. — Не стал бы он иначе отправлять мальчишку к чужому ему человеку, да еще такому, как Грим.

— Если так, то послание зашифровано, и только Грим способен разгадать его, — заключил Ивар.

— Да, Грим, — задумчиво повторил Оттар и многозначительно уставился в огонь Локи.

Избранники Одина среди скальдов бывали нередки, но мало кто из них доживал до преклонных лет. Быть скальдом аса асов немалый почет, но тяжела и ноша. Снова повисло молчание, скальды смотрели в огонь, проказливо трещавший сосновой смолой. Наконец заговорил Банланди, скальд Фрея:

— Я, как и все вы, тоже страшусь предательства Одина. И все же я призываю Круг задуматься о том, что Один и последователи его пришли к нам не без причины. Они пришли к нам, дабы отогнать худшие силы. — Он кивнул на огонь Локи. — Как всем вам известно, я видел Веса на восьминогом коне. Но в Том мире я видел и иное. И поверь мне на слово, Ивар, в Том мире есть и более страшные создания, чем воспитанник Тровина. И среди них один из потомства самого Фенрира, сына Локи…

Эгиль приподнялся на локте, силясь заговорить, но Лысый Грим жестом призвал его к молчанию.

— И все же я скажу это, поскольку ни один из вас не решается этого сказать. Да, я по-прежнему полагаю, что Грим, Сын Эгиля, скальда Одина, Грим Квельдульв много опаснее для нас, чем когда-либо сможет стать Вес. Знаю, Грим, ты желал лишь добра, давая внуку имя свое и Ратей Отца, и не его вина, что он стал избранником Локи. И все же он ненадежен. Кто знает, какие силы в нем сокрыты?

— Я поручусь за него, — со сгустком крови выхаркнул Эгиль, и снова его прервал Лысый Грим:

— Мы сами призвали его, сделанного не вернешь. Вспомни, Ванланди, не ты ли согласился тогда с решением Круга? Скажу тебе более, тот, кто хоть однажды встречал в Том мире Грима и Локи, никогда не спутает одного с другим.

— А что случалось с теми, кому довелось встретить там твоего внука? угрюмо возразил Ванланди. — Ты помнишь?

— Не время для старых споров, — вмешался Амунди. — Важнее сейчас разобраться, кто таков Вес. Если две силы ведут войну в горнем мире, там, где асы бьются с великанами, где неумолимо надвигается Рагнарек, то и у нас на глазах в мире этом одна из воюющих сторон, если вдуматься, нередко начинает походить на противную.

Медленно склонились в согласии головы, наконец, неохотно кивнул и Ванланди.

— Битва Последнего дня? — переспросил вдруг встревожено Бранр. — Ты помянул о той Битве случайно, целитель, или тебе что-то сказали руны.

— Видение, — коротко ответил Амунди.

— И мне тоже оно было, — неожиданно сказал Оттар Черный.

Лысый Грим и Эгиль только мрачно кивнули.

— Я спросил вас потому, что в ту ночь, когда «Линдормр» причалил в Скаггене, такое же видение было и мне. И Гриму тоже что-то привиделось, хотя он не захотел говорить об этом.

— И об этом тоже, я хотел поговорить с Кругом, — целитель мягко улыбнулся Бранру. — Если повторяются вещие сны, то близок, возможно, сам последний день, когда эйнхерии Отца Ратей выйдут на битву с исчадиями Локи. Если прав Ванланди и с Гримом-младшим к нам действительно пришли силы Локи и хаоса, конунг же Вестмунд есть сила порядка асов, но меж ними нет брани.

— Пока, — мрачно вставил Ванланди.

— Если сражающиеся в последней битве стороны определены, то кто или что ведет надвигающиеся на нас лавины смерти. Кто стоит во главе обратившихся к вере своих предков норманнов, тех, кто умирает с охотой, забирая с собой противника? Мечи и секиры их весомы, а хольдов и ратников защищает чья-то рунная волшба.