"Стенли Эллин. Выройте себе могилу [D]" - читать интересную книгу автора

будет не в чем выйти.
- Ему?
- Или ей. С девочками расходов получается еще больше. Или ты хочешь,
чтобы твоя дочь начала продавать свое невинное крошечное тельце, не успев
научиться ходить?
При такой ужасной мысли О'Тул решительно затряс головой. Потом с
озадаченным видом посмотрел на будущую мать своего ребенка.
- Но деньги, - засомневался он, - ты думаешь, мадам Лагрю согласится
дать нам денег?
- Согласится, - отрезала Фатима.
В конце концов до него что-то дошло, и он почувствовал, что должен
высказать ей свое решительное мнение.
- Ты ненормальная, - убежденно сказал он.
- Думаешь? - .Фатима вся подобралась. - Послушай, глупенький,
предоставь-ка ты это дело мне, и увидишь, ненормальная я или нет. И уясни
себе вот еще что. Если ты не дашь мне самой управиться с этой гнусной старой
гиеной, как я хочу, я пойду в полицию и скажу им, что ты сделал мне ребенка
и хочешь смотаться. Они засадят тебя в тюрьму на двадцать лет. А уж там-то
тебе рисовать не придется. Будешь сидеть и гнить там до старости. Понял?
Впервые О'Тул понял, что на свете есть существо, чья воля оказалась
сильнее, чем воля мадам Лагрю, и вот он столкнулся с ней лицом к лицу.
- Понял, - ответил он.
- Вот и прекрасно, - заявила Фатима. - А теперь приготовь-ка холст, да
побольше. Нарисуешь мне кое-что.
И вот, неделю спустя, в галерее Лагрю появилась Фатима. В руках у нее
была большая картина, небрежно завернутая в газету. Помощница мадам, бледная
застенчивая девушка, попыталась преградить ей путь, но ее небрежно
отшвырнули в сторону.
Мадам сидела за столом у себя в конторе. Увидев посетительницу, в руках
которой был, судя по всему, подлинный О'Тул, она вся затряслась от
негодования. Направив указующий перст на дверь, она закричала:
- Вон! Вон! Я не имею дела с такими! На это Фатима ответила одним емким
непечатным словом. Она пинком захлопнула дверь, взгромоздила полотно на
мольберт и сдернула с него бумагу.
- Ты разве отказываешься от шедевров, старая акула? - невозмутимо
осведомилась она. - А ну, посмотри.
Мадам Лагрю посмотрела на картину. Не веря себе, она вглядывалась в
нее, и глаза ее полезли на лоб от ужаса.
Полотно было побольше, чем всегда приносил О'Тул, и не его обычный
пейзаж. На этот раз это была обнаженная натура. Все пышные выпуклости
созревшего женского тела были выписаны на картине во всех деталях, не
оставляя места воображению. И, глядя на Фатиму, стоявшую рядом в предельно
открытой кофточке и узкой юбке, потрясенной мадам не приходилось
сомневаться, с кого была написана картина. Правда, тело было не такое
смуглое, как у Фатимы, оно имело несколько неестественный бело-розовый
оттенок, но, несмотря на это, было ясно, что на полотне со всеми
подробностями была изображена Фатима.
Но самый ужас был впереди. Да, на картине, начиная от шеи и до пяток,
была Фатима. Но от шеи вверх - о мерзость из мерзостей! - была сама мадам
Лагрю. Художник выписал ее фотографически точно: с холста на мадам