"Харлан Эллисон. Ночной дозор" - читать интересную книгу автора

течение двадцати четырех лет.
И в течение двадцати четырех лет ничего не происходило. Не было ни
тепла, ни женщин, ни чувств за почти двадцать из тех двадцати четырех лет -
только краткий порыв эмоций.
Феррено был молодым человеком, когда его высадили на Камень. Ему
указали вдаль и сказали:
- За самой дальней точкой, которую ты можешь видеть, - островная
вселенная. В этой островной вселенной есть враг, Феррено. Однажды ему
надоест свой дом и он явится за вашими.
И они ушли прежде, чем он успел спросить.
Спросить: кто эти враги? Откуда они должны явиться и почему он здесь,
один, должен остановить их? Что ему делать, если они придут? Что это за
огромные молчащие машины нелепо громоздятся за домиком? Вернется ли он
когда-нибудь домой?
Все, что ему было известно, - мудреная процедура настройки на
гиперпространственную связь. Требующий ловкости пальцев способ пересылки
через Галактику закодированных сообщений. Их ждал мозг Марка LXXXII - ждал
только этих отчаянных импульсов.
И все: процесс набора и тот факт, что он в дозоре. В дозоре за
тем-не-знаю-чем!
Поначалу Феррено думал, что сойдет с ума. От однообразия. Однообразие
разрослось до размеров паники.
Тяжкое бремя - наблюдать, наблюдать, наблюдать. Сон, питание
саморазрастающейся протеиновой массой из бака, чтение, снова сон,
перечитывание книжных кассет, пока их футляры не стали трескаться и
затрепываться. Затем он их переплетал - и перечитывал.
Ужас знания наизусть любого места в книге.
Он мог читать наизусть из "Красного и черного" Стендаля, из "Смерти
после полудня" Хемингуэя, из "Моби Дика" Мелвилла до тех пор, пока каждое
слово не теряло смысл, не звучало странно и неправдоподобно в его ушах.
Ему было вздумалось жить в грязи и швырять чем ни попадя в
закругленные стены и потолки. Вещи делались с тем расчетом, чтобы сгибаться
и отскакивать - но не ломаться. Стены амортизировали удар брошенного бокала
или остервенелого кулака. Потом пришла предельная аккуратность, потом
умеренность и наконец опять-таки аккуратность, сухая нервическая
кропотливость старика, который в любой момент желает знать, где что лежит.
Никаких женщин. Долгое время это было нескончаемой мукой. Нарастающая
боль в паху и животе властно будила по ночам, заставляя обливаться потом,
сводя болью рот и тело. Феррено преодолел это не сразу, даже порывался себя
кастрировать. Разумеется, ничто не помогло, беда миновала только вместе с
молодостью.
Он принимался разговаривать сам с собой. Отвечал на собственные
вопросы. Не безумие - лишь страх, что дар речи может быть утрачен.
Безумие вздымалось не раз на протяжении ранних лет. Слепая грызущая
тяга выйти вон! Выйти вон в безвоздушные просторы Камня. Наконец умереть,
покончить с этим никчемным существованием.
Но квонсет соорудили без дверей. Те, кто его сюда доставил, вышли
через щель, которую за ними намертво затянуло пласталью, и выхода там не
было.
Безумие приходило часто.