"Харлан Эллисон. Вы меня слышите?" - читать интересную книгу автора

нахамил. И вообще, что, черт возьми, происходит?!
Именно так я тогда и подумал. Надеюсь, вы простите мою несдержанность,
но я хочу рассказывать в той последовательности, как все происходило.
Вы слушаете?
На выходе я свирепо пихнул толстяка в тирольской шляпе и прямо-таки
раскидал стайку школьниц, отчаянно пытаясь хоть как-то привлечь к себе
внимание. На меня никто и не взглянул. Я даже... стыдно признаться, но я
шлепнул одну старшеклассницу по... пониже спины. Она не обернулась и
продолжала рассказывать о каком-то парне, который,судя по всему, пошел в
этом. деле гораздо дальше.
Вы и вообразить не в состоянии, какое я испытал отчаяние!
Оператор лифта в моем учреждении спал. Может, он и не совсем спал; у
нашего Вольфганга представьте, его зовут Вольфганг, а он даже не немец,
меня это раздражает, - так вот, у Вольфганга всегда сонный вид. Я толкнул
его, дернул за ухо, но он продолжал мирно посапывать на своем откидном
стульчике. Наконец, окончательно выйдя из себя, я выпихнул Вольфганга из
лифта и сам нажал нужную кнопку. К тому времени я уже сообразил, что в силу
поразившего меня недуга я стал уж не знаю, к добру ли - невидимым для
окружающих. Невероятным казалось то, что люди -не реагировали на мои
шлепки, толчки и даже выбрасывания из лифта. Но именно так все и было.
Я окончательно растерялся, хотя, как это ни покажется странным, страха
не испытывал. Возможности кружили голову. В глазах стояли кинозвезды и
несметные богатства.
И тут же таяли.
Ибо какая радость от богатства и женщин, если ее не с кем разделить?
Так что я отогнал образ величайшего в истории грабителя банков и начал
думать, как выбраться... из создавшегося положения.
Я вышел из лифта на двадцать шестом этаже и по коридору дошел до
своего кабинета. За двадцать семь лет надпись на двери не изменилась:
"Рэймс и Клаус. Экспертиза бриллиантов и драгоценностей".
Я распахнул дверь и... На мгновение сердце мое подкатилось к горлу,
ибо то, что я увидел, до сих пор остается самой большой загадкой. Фриц
Клаус, огромный, краснорожий Фриц Клаус, с маленькой бородавкой возле рта,
кричал на меня:
- Винсоки! Недоумок! Сколько раз я говорил, что на бусах надо
завязывать тесемки! Теперь у нас на полу сто тысяч долларов для уборщицы.
Идиот!
Но кричал он не на меня. Он просто кричал, вот и все. По сути,
удивляться было нечему. Клаус и Джордж Рэймс редко разговаривали со мной...
тем более не утруждали себя криком. Они знали, что я делаю свое дело... во
всяком случае, делал на протяжении двадцати семи лет, и этого им хватало.
Но Клаусу просто необходимо было поорать. Кричал он не на меня, а в
воздух. Да и как он мог кричать на меня, если меня не было?
Он опустился на колени и принялся собирать маленькие неограненные
бриллианты, которые сам же рассыпал, а когда собрал их все, залез зачем-то
под мой стол и окончательно перепачкал костюм.
Потом он вылез, отряхнулся... и вышел. Мне казалось, что я пришел на
работу. Но он меня не увидел. Я словно пропал.
Я развернулся и вышел в холл.
Лифт ушел.