"Харлан Эллисон. Живой и невредимый в одиноком путешествии" - читать интересную книгу автора

науку, значение имеет лишь вера. Не подпускать к ребенку врачей было просто
необходимо. Очень важно было спрятать его в подвале.
- Но ему становилось все хуже и хуже, - прошептал Мосс. - Наверное,
там, внизу, было слишком холодно. Мне следовало позволить своей семье
сделать то, что они считали нужным, надо было позволить врачу хотя бы
осмотреть сына.
- Нет, - сурово проговорил добродушный мужчина. - Нет! Вера должна
быть нерушимой. Вы выстояли. И оказались совершенно правы. Даже несмотря на
то, что ваш ребенок умер.
- Вы несли свою ношу возле его постели, точно святой, - проговорила
женщина. - День за днем.
Вы сказали, что он поправится на второй или третий день. Потому что
верили в Господа.
Мосс тихо заплакал.
- Он лежал. Три дня - и ничего не менялось.
Только цвет лица стал другим.
- И еще неделю, - напомнил мужчина. - Вера! У вас была вера! Вы не
сомневались, что через неделю ваш ребенок встанет с постели.
- Нет, - возразил Мосс, - через неделю, нет. Я знал, он умрет.
- Двадцать один - магическое число. Он должен был выздороветь на
двадцать первый день. Но за вами пришли и заставили отдать сына. Вас
арестовали, а когда в суде слушалось ваше дело, вы настаивали на том, что
это Воля Господа, ваша жена все время была рядом и разделила ненависть и
боль, и брань, которой осыпали вас чужаки.
- Он так и не поправился. Его закопали в землю, - сказал Мосс, вытирая
слезы. В белой клоунской краске на щеках появились дорожки.
- Потому вам и пришлось уехать. Оттуда. Вы хотели добраться до такого
места, где вас услышал бы Господь. И поступили правильно; у вас не было
выбора. Нужно либо верить, либо стать одним из миллионов неверующих,
населяющих ваш мир. Не следует испытывать угрызений совести, - проговорил
добродушный мужчина и коснулся рукава Мосса.
- Вы обретете покой, - попыталась утешить его невозмутимая женщина.
- Спасибо, - поднимаясь, сказал Мосс и отошел от столика.
Мужчина и женщина снова устроились поудобнее в своих креслах, а свет,
который озарял их глаза, когда они говорили с Моссом... постепенно,
медленно угас.
Молодой человек с напряженным лицом и нервными руками сидел за
столиком один. И не сводил глаз с мегапотока, проносившегося за
иллюминатором.
- Могу я тут присесть? - спросил Мосс.
Молодой человек взглянул на него, неохотно оторвавшись от мечущегося,
пузырящегося желе. Ничего не сказал. Но на его лице появилась ненависть. Не
говоря Моссу ни слова, он снова повернулся к хрустальному иллюминатору.
- Пожалуйста, позвольте мне сесть с вами. Я хочу поговорить.
- Я не разговариваю с трусами, - ответил молодой человек и гневно
стиснул зубы.
- Я трус, не спорю. Согласен, - печально проговорил Мосс. -
Пожалуйста, позвольте мне сесть.
- О Господи, садись уже! И замолкни; не смей ко мне обращаться! -
Юноша снова отвернулся к окну.