"Мастер дымных колец" - читать интересную книгу автора (Хлумов Владимир)

8

И хотя тюрьма не распалась тут же на части, и он не вышел на свободу для счастливой жизни с любимым человеком, все же в этот роковой день что-то определенно треснуло — страшно, необратимо. С этого ноябрьского дня все переменилось. Исчез и уже никогда не появлялся седой старик, сердечный добряк, оперуполномоченный Гавриил Иванович Лубянин. А вместо него, обычного провинциального вкладчика, появились новые, совсем незнакомые люди. От них веяло каким-то столичным, или по крайней мере щеголеватым, заведомо городским духом. Эти люди были подтянуты, ухоженны, принаряжены в ладно сшитые костюмы. В их глазах чувствовался отблеск образованного, уверенного в себе сознания, какое бывает лишь у столичных жителей или у жителей больших миллионных городов, ежедневно вступающих в контакт с тысячами подобных себе людей, хотя бы и визуальный, ежедневно пользующихся современным транспортом, ежечасно имеющих возможность ходить в кино, музеи, рестораны, в общем, жить интересно.

Евгений был поражен тем, что эти люди явились сюда, в провинциальную глушь, специально для бесед с ним, но еще более он был сражен тем, как искусно они пытались свести его с ума. Начали они потихоньку, с тех же самых проклятых вопросов: какая у него фамилия, где и когда он родился, какое у него образование, в общем, спрашивали то, о чем заведомо знали, тем более что шершавая охристая папка с надписанной на ней его фамилией лежала тут же на столе. Правда, они не насмехались над его национальностью, над рассказом о черной вороне, над его неудачами в столице. Они достали новую папку, белую, из хорошего картона с красными тесемками, и туда вкладывали отпечатанные на электрической машинке показания Евгения. Следователей было трое. Один сидел за столиком Лубянина, другой сбоку на стуле, а третий за электрической машинкой. Из такого расположения вовсе не следовало, что тот, который сидел за столом, был главным. А Евгения, как и всякого допрашиваемого, очень интересовал вопрос, кто же из них главный. Таково общее свойство экзаменуемых. Но понять это было невозможно. Во-первых, они были очень похожи друг на дружку, во-вторых, они то и дело менялись ролями, отдавая и перехватывая инициативу в допросе. Даже тот, который печатал, изредка отрывался от машинки и шикал, если кто-то слишком быстро напирал по пути к истине.

— Итак, вы приехали жить на север, — подытожил следователь, сидевший сбоку на стуле, ровным сухим голосом.

Хотя голос его был как бы совершенно безразличный, Евгений заметил, что при словах о севере Боковой, как его для себя определил подследственный, многозначительно посмотрел на Секретаря. Тот развел руками, ну что, мол, такого.

— Да, я же г-говорил, — подтвердил Евгений.

— Ну, расскажите нам о ней, — попросил Боковой.

— О ком? — удивился Евгений.

— О северной заставе, — с принуждением повторил второй следователь.

У Евгения прозрачные глаза полезли на лоб. Что он мог рассказать о ней нового?

— Северную заставу с большой буквы печатать? — вдруг поинтересовался Секретарь.

Его вопрос повис посреди комнаты, ожидая, кто же из троих попытается на него ответить. Все молчали, тогда следователь, сидевший за столом, посмотрел на часы и нетерпеливо прикрикнул на Евгения:

— Отвечайте!

— К-конечно, с большой.

— Печатайте с большой, — Боковой как бы перевел ответ подследственного. — А вы рассказывайте, и не волнуйтесь, и пожалуйста, ничего не упускайте.

— Ч-что же к-конкретно? — все же не понимал Евгений.

— Ну, как вы ее себе представляете? — не выдержал Секретарь и решил помочь подсказкой, а Злой, что сидел за лубянинским местом, укоризненно посмотрел на Секретаря.

— А! — Евгений, кажется, догадался, чего от него хотят. — Понимаете, был один такой человек. Впрочем, нет, это не важно, он здесь ни п-при чем. В общем, о Северной Заставе я узнал, когда учился в университете. П-понимаете, тут очень тонкий вопрос. П-представьте себе м-молодого человека, в юношеском почти возрасте, в пору надежд и мечтаний, в кругу блистающих столичных умов, перед началом огромной яркой жизни. Ему так бодро живется, так весело, что он уже начинает распространять и на всех остальных свое счастливое сумасшествие. Ведь и то правда, все вокруг веселятся, песни поют, дискутируют, спорят…

— Это печатать? — опять перебил Секретарь.

Злой шикнул на него — мол, конечно, надо печатать — и опять защелкало в комнате.

— Да, вот такое безумство, и в-вдруг я узнаю, что на белом свете с-существует с-совсем другая жизнь, грязная, серая. То есть, я, конечно, умом и до этого знал, а тут вдруг через человека прочувствовал, очень уж он т-талантливо описал Северную Заставу, т-так убийственно т-точно, словно она и есть п-полюс скуки, знаете, так едко, как, может быть, только Доктор мог описать… — Евгений уже глядел в глаза Секретарю, поскольку тот перестал печатать — видно, заслушался.

— Галиматья какая-то, — теперь не выдержал Злой, а Боковой взял на себя руководящий тон и сказал Евгению:

— Продолжайте.

— Ну, и запала она мне в душу навсегда, намертво. Т-так мне стало жалко этих людей, мест-тных жителей… Мне стэ-ало стыдно, что я там в столице, а они здесь в тупике. Нет, скажите, имел ли я право терпеть т-такое? И стала мне жизнь столичная невмоготу, а тут еще… — Евгений опять засомневался, стоит ли продолжать. — В-э общем, как только вышла возможность, я сразу приехал сюда.

— Ну и как? — с иронией спросил Злой.

— Ч-что?

— Как здешняя действительность, совпала с вашими представлениями?

Евгений покраснел.

— П-почти.

— Вот вы сказали — почти, — зацепился Боковой. — Значит, что-то не совпало?

Евгений добросовестно задумался, пытаясь как-то поконкретнее выразить свои первые впечатления от Северной Заставы.

— Ну, я думал, что вообще — деревня. Но тут, как сошел с поезда, смотрю — Музей, Государственный дом, площадь.

— Музей? — переспросил Злой.

— Да, напротив, — вскользь уточнил Евгений и продолжал: — Все так смешно, т-такое великолепие посреди пустыни, то есть не пустыни, посреди ровной грязной деревни…

— Де-рев-ни, — повторил Секретарь, чтобы не забыть.

Евгений остановился и стал оглядывать своих дотошных экзаменаторов. Что их удивляет, он не понимал. Боковой достал чистый листок бумаги, карандаш и подозвал Евгения к основанию буквы Т.

— Нарисуйте, пожалуйста, схему города.

Подследственный, не чувствуя сил для сопротивления, тут же неумелой рукой нарисовал чертеж с соответствующими пояснениями. Получилось вот что:

Секретарь подошел к столу и все четверо склонились над планом Северной Заставы.

— Та-ак, — протянул злым голосом Злой.

— А это что? — спросил Секретарь, тыкая в жирную черную точку, рядом с которой было означено: «С.О.»

— Секретный объект, — ответил наученный горьким опытом Евгений.

Следователи многозначительно переглянулись и возвратились на свои места.

— Скажите, этот секретный объект располагается на острове? — спросил Боковой.

— Нет, — вначале твердо ответил Евгений, а потом поправился: Впрочем, м-может быть, на острове. Я п-плохо знаю тот берег.

— Да он голову нам морочит, — Злой поправил пиджак одним хлестким ударом, как это делают хоккеисты.

— Но почему же, может быть, он так видит, — заступился Секретарь.

— Вы так видите? — спросил Боковой.

Евгений понял, что над ним попросту издеваются. Что им надо, зачем они сюда приехали, а впрочем, какая разница, пусть они отпустят меня, я же ни в чем не виновен.

— Отпустите меня, — попросил он Бокового как наиболее нейтрального человека. — Отпустите, пожалуйста.

— Ну, а куда же вы пойдете? — сочувственно спросил Секретарь.

— Домой, на Хлебную, к тете Саше. Мне медку попить нужно, у меня язва. — Евгений чуть не плакал.

— Но прежде нам нужно закрыть дело, — как маленькому ребенку, объяснил Боковой. — Вы должны нам помочь.

— Какая тетя Саша?! — взвился Злой.

— П-продавщица.

— Откуда?

— Здешняя, с Хлебной улицы.

— В каком городе?

— В г-городе Северная Застава.

— Да где вы видели Северную Заставу, что вы голову нам морочите? Идиотом прикидываетесь?

— Постойте, постойте, — успокаивал Злого Секретарь, — может быть, у него есть вещественные доказательства. У вас есть какой-нибудь документ, бумага, доказывающая ваше место проживания?

— П-паспорт! — вскрикнул Евгений. Он так обрадовался этой счастливой мысли, что и не заметил, как начал подыгрывать своим мучителям. П-паспорт, он здесь, в Государственном доме, на прописке был. Как раз, когда меня арестовали, я должен был получить его. Но не успел.

— Хорошая идея, — обрадовался Секретарь.

Боковой тем временем полез в боковой карман и вынул красную книжицу, похожую на паспорт.

— Вот, смотрите сами, — протянул он Евгению книжечку. — Смотрите место прописки.

Евгений полистал зеленоватые странички. На месте, где должна была бы стоять печать о новой прописке, было пусто.

— Не успели, — как в пустоту, выдохнул он голосом нигде не прописанного человека.

— Так что же будем делать? — спросил Боковой.

— Отпустите меня, — опять заныл Евгений. — Я ничего дурного не сделал.

— А за что же вас тогда арестовали? — закричал Злой, потрясая в воздухе шершавой лубянинской папкой.

Вдруг из папки в следственное пространство вылетела большая белая птица, взмахнула несколько раз своим крылом, зависла на мгновение и, вопреки подъемной силе, упала под ноги Евгению. Это была черно-белая фотография, запечатлевшая навечно прекрасный образ его мечты над бескрайним горизонтом Северной Заставы.