"Харлан Эллисон. Мэгги Глазки-денежки" - читать интересную книгу автора

недолго, от бессмысленности пребывания здесь, в Лас-Вегасе, когда можно
вернуться в Беверли-Хиллс. Она еще больше разъярилась при мысли, что Нунцио
там, в номере, принимает очередной душ. Сама она купалась трижды на дню. Но
он-то - совсем другое дело. Сицилиец знал, что Мэгги терпеть не может его
запах; порой от него слегка несло псиной - она ему без конца пеняла.
Теперь он мылся постоянно - и ненавидел это занятие.
В ванной он был чужаком. Нунцио в жизни насмотрелся всякого разврата -
и ванные теперь казались ему куда похабнее самой грязи. Для Мэгги мытье
было совсем иным. Необходимостью. Ей требовалось смывать с себя патину
этого мира, требовалось оставаться чистой, гладкой и белой. Оставаться
неким образцом, а не просто существом из плоти и крови. Тонким
хромированным инструментом, не подверженным коррозии и тлению.
Когда ее касались - любой из них, все эти мужчины, все эти Нунцио, -
на ее гладкой белой коже оставались точечки проклятой ржавчины, паутинки,
пятнышки сажи. Ей просто требовалось мыться. Чем чаще, тем лучше.
Мэгги в темпе прошагала меж столиков и игральных автоматов, держа в
руке восемьсот шестнадцать долларов. Восемь сотенных банкнот и шестнадцать
долларов по одному.
В разменной кабинке она поменяла шестнадцать купюр на серебро. Босс
ждал. Ее любимый автомат. Мэгги частенько пользовалась им, чтобы позлить
Сицилийца. Тот упрашивал ее играть по гривеннику, по четвертаку - а она
всегда доводила его до белого каления, за десять минут всаживая
сотню-другую долларов в большого Босса.
Мэгги встала лицом к лицу с машиной и сунула туда первый серебряный
доллар. Потянула рукоятку - вот свинья этот Нунцио! Еще доллар, опять
потянула - ну когда же это кончится? Барабаны крутились вращались вертелись
и хлопали в расплывчатовидном металловое всё крутьвертькрутьверть - а Мэгги
голубоглазая Мэгги ненавидела и злилась злилась и ненавидела и думала о
ненависти и всех днях и ночах когда эта свинья и сзади и спереди - вот ей
бы сейчас все деньги что в этом зале в этом казино в этом отеле в этом
городе - вот бы сейчас в это самое мгновение в это мгновение чтобы прямо
сейчас - то хватило бы и гудеть и жужжать и вращаться и
крутьвертькрутьвертькрутьверть - уж тогда она стала бы свободна свободна
свободна и ни одна свинья в мире уже никогда не коснулась бы ее белого тела
- а потом вдруг пока долларэадолларомдолларомдолларом
сноваисноваисноваисновакрутъвертькрутьвертькрутьверть и
вжжжжжвжжжжжвжжжжжвжжжжж и хлестъхлестъхлестьхлестъ в оборотах вишенок и
колокольчиков и полосок и слив и апельсинов боль боль боль ОСТРАЯ РЕЗКАЯ
боль! боль! боль! В груди в сердце в самой середине игла скальпель жжение
огненный столп - и всё чистая боль самая чистейшая из наичистейших а то и
почище.Мэгги, сущая прелесть Мэгги Глазки-Денежки, что возжелала все деньги
в долларовом Боссе, Мэгги, что бежала от убожества, чахотки и ревматизма,
что прошла все тернии вплоть до трех ванн на дню и визитов к специалисту с
Очень Дорогих Беверли-Хиллс, - вот с этой самой Мэгги вдруг случился
приступ - трах-тарарах, коронаротромбоз! - и она замертво рухнула на пол
казино. Жертва.
Вот она только что сжимала рукоятку автомата, стремясь всем существом,
всей силой когда-либо испытанной ею ненависти ко всем свиньям, каждой
молекулой каждой клетки каждой хромосомы стремясь забраться в машину, желая
высосать из ее потрохов все серебро до последней пылинки, - а в следующий