"Харлан Эллисон. "Кайся, Паяц!" - сказал Тиктак" - читать интересную книгу автора

решительно впечатляющая личность! В определенных кругах - в средних,
сказали бы мы, классах выходки его считались возмутительными. Фи!
Вульгарное бахвальство! Скандал! Анархистские происки! В других слоях
общества - там, где мысль подчинена форме и ритуалу, образчикам истинно
достойного поведения, - все это вызывало лишь смешки.
А вот в самых низах - ох уж эти низы, где людям всегда нужны святые и
грешники, хлеб и зрелища, герои и злодеи, - его считали Боливаром...
Наполеоном... Робин Гудом... Диком Бонгом (Асом из Асов)... Иисусом...
Джомо Кепьятой...
В самых же верхах, где любые колебания и сотрясения грозят сбросить
богатых, влиятельных и титулованных с насиженных мест, в нем видели
общественную угрозу... еретика... бунтаря... позорище... наконец, прямую
для себя опасность. Все снизу доверху знали его как облупленного - но
существенное для Системы значение имели только реакции верхов и низов.
Самой верхушки и самого дна.
И вот его досье вместе с картой времени и кардиоплатой направили во
всесильное ведомство Тиктака.
Тиктак: ростом метра под два. Немногословный, тихонько мурлычущий себе
под нос. Когда все идет временносоответственно. Это Тиктак.
Даже в верхних эшелонах власти, где страх лишь порождали, но редко
испытывали, его так и звали - Тиктак. Но за глаза. Прямо в маску никто бы
так его не назвал. Никто бы не осмелился.
Попробуй-ка назови человека ненавистным ему прозвищем, если человек
этот способен лишить тебя минут и часов, дней и недель - целых лет жизни. В
маску к нему обращались как к Главному Хранителю Времени. Так было куда
безопаснее.
- Здесь значится только то, кем он является, - с неподдельной
мягкостью произнес Тиктак, - а не кто он таков. Эта карта времени, что в
моей левой руке, содержит название, но название это говорит только о том,
чем он занимается. Кардиоплата, что в моей правой руке, также содержит
название, но это не имя, а кличка. К тому времени, как мне потребуется
произвести надлежащий вычет, я должен буду знать, кто он на самом деле.
Всему своему служебному персоналу - всем сыскарям, всем легавым, всем
зажопникам, всем винтилам и даже говноедам - Тиктак задал один-единственный
вопрос:
- Кто такой этот Паяц?
И он уже вовсе не тихонечко мурлыкал. Временносоответственно слова его
были резкими.
Таким оказался самый длинный монолог Тиктака, какой только приходилось
выслушивать всему его служебному персоналу - всем сыскарям, всем легавым,
всем зажопникам, всем винтилам... хотя, правду сказать, не говноедам,
которых, как правило, все равно поблизости не оказывалось. Но даже они
завертелись и затормошились, выясняя:
"Кто же такой этот Паяц?
Высоко-высоко над третьим уровнем города он забрался в аэролодку - в
гудящие и трясущиеся металлические внутренности (тьфу ты! аэролодка! жалкий
свистоплан с кое-как присобаченным корпусом от буксира!) - и принялся
разглядывать лаконичные мондриановские конструкции окрестных зданий.
Где-то неподалеку слышалось размеренное "левой-правой, левой-правой"
смены с 2:47 пополудни, что бодро направлялась - каждый работник в. белых