"Геннадий Емельянов. Пришельцы" - читать интересную книгу автора

задуматься и наморщил даже лоб, но лицо его, большое и румяное, лицо
здоровяка, осталось улыбчивым и глуповатым. Витя сидел сбоку
председательского стола в позе вольной, он не снял даже кепку, белую,
пушистую и замазанную глиной. Витя носил все дорогое: джинсы - американские
чуть ли не за триста целковых, стеганую курточку финскую, ботинки на
высоченной рифленой подошве - немецкие. Редкие эти вещи на нем с быстротой
необыкновенной приобретали вид самый затрапезный: джинсы были в масляных
пятнах, курточка порвана на груди и не застегивалась, ботинки не мылись и
не чистились с того самого дня, когда обрели хозяина, свитер-водолазка тоже
был захватан и в дырах. Когда старшие товарищи говорили бравому мастеру про
то, что на работу можно ходить в чем-нибудь и попроще, что одежду надобно
беречь, он махал рукой:
- Тряпки - не самое главное.
Хотя самого главного у Вити не было, кажется, вообще, он частенько
работал под дурачка, был нагловат, размашист и глуповат, но и непрост.
- Ты головной убор сними, Витя. Этому в первом классе учат: зашел в
дом - сними шапку.
Витя, посопевши, стянул кепку, шевелюру кое-как пригнул пятерней.
Сидор Иванович видел, что в кабинет зашел. Гриша Суходолов и сел на
стул у двери.
- Слово мое твердое, Виктор. Я не отступлю. Акт составлен, и дело
будет передано, как положено, в народный суд. У меня все. Ступай себе с
богом, видишь, люди у меня.
- Гришка-то? Он свой парень, - Витя показал кепкой, зажатой в руке,
на бухгалтера, и в этот момент, заметил председатель, глаза бурового
мастера начали сперва круглеть, потом они даже вроде бы побелели и рука,
протянутая в сторону Суходолова, замерла. Витя испытал нечто вроде
короткого обморока, руку он с трудом согнул, опустил плетью, охнул, рыхло
поднялся со стула и опрометью рванул из кабинета, пробухал тяжелыми
ботинками в приемной, пробухал по крыльцу и ударился шибким бегом вдоль
улицы, сноровисто перепрыгнул через свинью, которая все нежилась, и пропал
из вида. Свинья всколыхнулась, будто волна, и тоже побежала, всплескивая
ушами. У Ненашева было настроение посмеяться,. но он почувствовал, что не
может повернуть голову, что затылок его омертвел и по спине ползут мурашки.
Бухгалтер Суходолов привстал, робко улыбнулся и кивнул, приветствуя
кого-то. Председатель Ненашев вдруг испытал непоборимое желание говорить.
Говорил он для кого-то, но смотрел исключительно на Суходолова, который
двигался мелким шагом вдоль ряда стульев в глубину кабинета.
- Видишь ли, Гриша., Я уже вскользь упоминал о том, что все могу
простить, почти все, но жестокость - никогда. Они что делают, геологи, они
лошадей наших, во-первых, запрягают без спросу, во-вторых, катаются верхами
на них. Трех уже, считай, загнали. Напьются и давай, значит, кататься.
Откудова такая мода у молодежи завелась - лошадей мучить, - убей, не пойму.
Вот я участкового нашего и подключил, тот и поймал их на" месте
преступления. Акт составлен, с понятыми, конечно. Пусть за лошадей деньги
платят и позору пусть нахлебаются полной ложкой. Да!
Гриша все двигался сбивчивым шагом вдоль стульев, выстроенных
шеренгой у стены, рот его был слегка приоткрыт, и руки он прижимал возле
сердца с выражением, слегка испуганным, но больше, пожалуй, удивленным.
- А то, понимаешь, совсем распоясались! - последние слова Ненашев