"Виктор Эмский. Адью-гудбай, душа моя!" - читать интересную книгу автора

справьтесь. Она же меня вот с таких лет знает. Ну ей Богу -- М. моя настоящая
фамилия, потому и псевдоним такой -- Эмский... Ее что -- нет?.. Ускакала?
И опять они молчат.
Бьют часы. Одиннадцать раз подряд. Гражданин майор Бесфамильный устало
раздергивает шторы. Там, на воле уже почти рассвело.
О, что стало с вами, глаза мои, глазоньки бедные, вечно видящие не то, что
положено, проклятые очи мои! Вы уже и не слезитесь, почти и не моргаете уже,
как этот рассвет, серые мои, заплывшие от ежедневных "корректировок"...
За спиной пронзительно скрипит дверь. Тяжелые шаги, сопение. Это он -- мой
третий. Генерал-адьютант А. Ф. Дронов, тутошний заплечных дел мастер. Я уже
начинаю узнавать его затылком!..
Люди, неужели я любил вас?!
-- Что у вас с челюстью?.. Выбита?! Ах, Афедронов, Афедронов, ведь могут
подумать, что потому и ударник!.. Ну-с, продолжим... Так кто, вы говорите, к
вам постучался после визита к Резиденту? Рабочий, солдат и?..
-- И ма...фрос, -- с трудом ворочая языком, отвечаю я.
-- Имя, фамилия, кличка.
-- Э омню... ажется, Швандя.
Гражданин майор Бесфамильный, потирая руки, поднимается. Сегодня он, похоже, в
настроении.
За окном, в блеклом потустороннем небе висят допотопные аэростаты.
Гражданин майор подходит к самодельному календарю с загадочной надписью: "До
третьего марта осталось...". Он меняет цифры и теперь остается уже 72 дня.
Когда началось следствие, оставалось на триста больше.
-- И ничего не попишешь! -- весело восклицает гражданин майор. -- Ни-че-го! И
знаете почему, Дудай Шамилевич? Да потому что -- диалектика! Вы истмат
изучали?.. Вот и плохо! Вот и чувствуется!..
И насмешливо глядя поверх своих черных очков, он садится за рабочий стол --
моложавый, как все высшее начальство, весь в скрипучих ремнях.
Над его головой поясной портрет товарища Маленкова. Портрет как портрет, с
одной, правда, странной поправочкой: глаза у незабвенного Георгия
Максимилиановича закрыты...
Почему?! Зачем?!
Но я теперь уже и спрашивать боюсь. Долгим, немигающим взглядом я смотрю на
ползущую по портрету муху. Все смотрю, смотрю и она не "плывет", не
смазывается, не исчезает. Как ни в чем ни бывало сучит ножками на
государственном лбу!
Кабинет большой, светлый, с окнами на Литейный проспект.
Слева от гражданина майора сейф. Над сейфом прикноплен плакат под названием --
"ЛИЧИНА ВРАГА". Вот уж это, как говорится, в самую точку! Ну, просто вылитый
враг! В шляпе, в очках, при галстуке, да еще -- бороденка, такая, знаете ли,
троцкистско- бухаринская, клинышком. Помню. Видел в начале пятидесятых. Они --
эти самые враги народа -- так и шастали по улицам послевоенного Ленинграда.
Они, вражины, так и шастали, а мы, юные чекисты, бдительно следили за ними и,
ежели что, сломя голову бежали к телефончику. И вот помню, как один такой вышел
из парадной у кинотеатра "Искра". При этой самой бороденке, в шляпе, в очках да
еще в бухгалтерских сатиновых нарукавниках. Они-то, помню, больше всего и
поразили. "Да у него же, гада, руки по локоть в крови!" -- ужаснулся догадливый
Совушка...
-- Так кого, вы сказали, напоминает вам этот субъект? -- кивая на плакат,