"Михаил Емцев, Еремей Парнов. Аналогия" - читать интересную книгу автора

близких, родных, друзей и недругов. Мы, шутя и гордясь, обрекли себя на
жизнь среди металла и пластмассы, нашим верным другом стал кибернетический
мозг, нашим незаменимым помощником - механический робот. Мы смеялись и
плакали от восторга, впервые отрываясь от Земли, теперь мы плачем каждый
раз, когда видим ее изображение. Когда-то моряки обклеивали свои каюты
портретами полуобнаженных актрис, у космонавта лучшим украшением кабины
стала фотография земного шара. Изгнание, добровольное изгнание,
совершенное во имя науки, человечества и... славы.
Нет, пожалуй, слава, жажда известности, стремление к отличию, - все это
умерло в первом же репсе. Слишком величествен космос. Пространство стирает
с человеческой души страстишки и слабости, как мокрая тряпка - мел.
"Мы возвратились домой, притихшие и пристыженные, а земляне нашли нас
снисходительными и величавыми, - писал много лет назад звездолетчик,
побывавший в космосе еще в начале эры звездных полетов. - Переоценка
ценностей сильнее коснулась тех, кто улетел, а не тех, кто остался".
Как ни тяжело нам было, закрыв глаза, думает Акимчук, головы наши
работали четко и трезво, а руки действовали уверенно. Мы выполняли свой
долг. Но когда мы возвращались на Землю, нам все труднее было говорить с
людьми. Ведь они так быстро рождались и умирали.
И мы снова рвались в космос. Так постепенно из водителей звездолетов мы
стали жильцами космоса, его старожилами. И в то же время каждый из нас в
течение столетних перелетов вынашивал свою идею, которая когда-нибудь
может оказаться нужной науке и человечеству.
Перед последним перелетом руководитель Института звездной навигации
долго сверлил меня глазами.
- Акимчук, вы наш ветеран. Мы хотим предоставить вам бессрочный и давно
заслуженный отдых.
- Он мне не нужен. Я хочу умереть в космосе.
Красивые и лживые слова. Пока я не хочу умирать ни в космосе, ни дома.
Я хочу найти другую жизнь, любую жизнь, зарожденную в ином мире, где о
Земле ничего не известно. Не живую материю, как называют ее биологи, а
мыслящих разумных существ.
Ни марсианские чахлые папоротники с их синюшной листвой, ни
венерианские гады, ни воздушные черви с планеты Гор меня не пленяют. Мне
нужна жизнь мысли, жизнь интеллекта, с которым можно было бы вступить в
контакт, обменяться чувствами, идеями, даже подраться, если это станет
необходимо.
Но пока... Пока еще ни один звездолет не вернулся домой с весточкой о
других разумных существах.
А сколько мы потеряли умных и талантливых друзей в этих бесчисленных
перелетах? Вот и сейчас... Гибель пятерых мне кажется каким-то скрытым
возмездием за нашу неспособность предвидеть опасность.


- Ты не спишь, Иван? - в кабину входит Ярцев.
- Какое тут... - тихо отзывается Акимчук, не поворачивая головы.
Ярцев садится на свободное сиденье. Акимчук внимательно разглядывает
худые ввалившиеся щеки Ярцева, прозрачные серые глаза и светлый ежик волос
над высоким лбом. Как он еще молод...
- Ну, что скажешь?