"Михаил Емцев, Еремей Парнов. Оружие твоих глаз" - читать интересную книгу автора

расплату. Годы преступлений - и миг наказания. Тысячи, десятки тысяч часов
насилий и зверств - и секунда возмездия. Несправедливо это, Сережа!
Наказание должно быть соизмеримо с преступлением! Преступник должен знать,
что возмездие - это всего лишь обмен ролями, и чем страшнее мучения
жертвы, тем страшнее кара. Подумаешь, приговорили Геринга к виселице!
- Он отравился, - тихо сказал Сережа.
- Да. Это что? Насмешка над всеми павшими по воле этого выродка! Когда
я найду отцовых убийц, они у меня пройдут все ступени, которые прошел
отец. Три года постоянного страха смерти и три часа нечеловеческих
мучений. Они у меня узнают...
Саша говорил отрывисто, взволнованно. Было странно, что белое лицо его
даже не порозовело под солнцем.
- Ты не прав, Саша, - тихо сказал Сережа, - мы не фашисты. Мы не можем
мучить человека, даже если он большой преступник. А убийцам всегда дорога
своя шкура, поэтому смерть для них - самое большое наказание.
- Нет! - Саша отчаянно замотал головой. - Это мы так думаем. И это
неправильно. Для того, чтобы скончался Гитлер, пришлось смерти скосить
пятьдесят миллионов человек. За одну жизнь сумасшедшего пятьдесят
миллионов невинных? Нет, ты это понимаешь, Сережа?
Он повернулся к Сереже, его широко распахнутые, как окна, глаза
излучали недоумение и боль.
- Я этого не понимаю, - говорил Саша уже глухо, устало, почти
безнадежно, - я думаю, думаю и не понимаю. Но знаю, что если б Гитлер...
знаешь, смерть от пули, от цианистого калия для таких убийц все равно что
палочка-выручалочка. Нагадил, накровянил, наследил и... на тот свет.
Саша стукнул кулаком по колену. Словно кастаньетами щелкнул, подумал
Сережа.
- Теперь понял, почему я хочу выучиться на прокурора?
- Почему? - наивно заметил Сережа.
- Эх ты, детеныш. Я сделаю боль наказания равной боли преступления. Вот
тогда убийцы всех мастей и масштабов будут долго чесать затылок, прежде
чем решиться на что-либо. Я их...
Внезапно он задохнулся и схватился за виски. Лицо его помертвело.
- Что с тобой?
- Пойдем отсюда, - он медленно приподнялся, - немного перегрелся.
Сережа проводил его домой. Руки у Саши были холодные и липкие, он
держался за Сережино плечо, тяжело дышал.
В своей кровати он быстро успокоился и подмигнул Сереже:
- Вот такой я, старик. Не гожусь ни к черту.
- Чего там. Ты еще ничего, - неуверенно отозвался Сережа.
Саша улыбнулся и закрыл глаза. Они молчали.
Вот он, оказывается, какой, Сашка. Что ж, так оно и должно быть. Если
человек страдает, он быстро становится взрослым. Вот почему он так зол. И
черные очки...
Сережа взглянул на друга. У того по-прежнему веки были опущены, но
глаза под ними шевелились, значит, не спит.
- Саша, - тихо сказал Сережа, - дай мне посмотреть в очки.
- Только на меня не смотри, гляди в окно, на солнце, в угол, чтоб
блестело, куда хочешь, - улыбнулся он. Это была странная улыбка с
закрытыми глазами. Странная и немного жуткая.