"Ив Энцлер. Отличное тело " - читать интересную книгу автора

купальниках, сделанных специально для тощих сучек. Скажу тебе, в лунном
свете мы шикарны - такие округлые, с формами. Мы прекрасно смотрелись
(отстукивает ритм). А вот эти тощие сучки собрались к обеду и столпились
вокруг ложечки обезжиренного йогурта и половинки орешка. Ив, я не знаю,
почему я толстая. Я такая. Я толстая, я люблю еду. Ее вкус. Как она
проникает в меня. Я ем с наслаждением. Я обожаю шведский стол. И я люблю
есть дома. Ох, как мы там едим (отстукивает ритм). Я никогда так не скучала
по маме. Я не смотрюсь толстой рядом с мамой. Мы все в семье большие. Не
понимаю, почему меня заставляют вести себя так, будто я худышка. Волнуются.
Все эти разговоры политиков о распространении ожирения. Лучше бы они
беспокоились о распространении терроризма. Я голодаю. Дайте мне мамину
домашнюю еду и ее мягкий утиный зад и увеличьте все это в несколько раз.
Толстушки - очень хорошие люди. Ив, разве нет? И мы заслуживаем стать тощими
сучками.

___

Меня выгоняют из лагеря для худеющих за то, что я поделилась с Бернис
диетическим батончиком, а она новичок, и, согласно политике лагеря, не имеет
права самостоятельно выбирать еду. Я завидую Бернис. Она свободна. Она может
свободно голодать и злиться, и родители все равно ее любят. Она любит есть.
Она любит свой хлеб.
Мой отец ненавидел хлеб. Он говорил, что только свиньи набивают пузо
хлебом. Есть хлеб - значит, показывать свой голод. Демонстрация голода в его
кругу указывала на принадлежность к третьему сорту и отсутствие хороших
манер. Я наблюдала, как мой отец изо дня в день якобы ест, но ни разу не
видела, чтобы еда была ему интересна. Он гонял ее по тарелке и, проглотив
крошечный кусочек, подолгу оставлял вилку на краю. До тех пор, пока еда не
остынет или не превратится в нечто неудобоваримое. Вот так и начинают
голодать молоденькие девушки. Я это знаю не понаслышке. Я стала бояться еды.
Я презирала ее так же, как мой отец. Когда мне было семнадцать, мой врач
пригрозил, что подаст на меня в суд за пренебрежение к собственному телу.
Еда соединяет тебя с жизнью, и, что важнее, объединяет тебя с людьми. Мой
отец не любил людей, особенно маленьких людей, детей. Он не любил их за
болтливость и любознательность. Если бы я могла голодать и не умереть при
этом, я бы жила так. И, конечно, все мужчины, которых я когда-либо любила и
люблю, любят хлеб. Нуждаются в нем. Воспринимают его как нечто естественное,
как шляпу, как газету. Приносят его домой, потому что не бывает дома без
хлеба. Мой любимый мужчина сначала ждет этого от меня, но видит, что я
всегда забываю о хлебе, и берет его покупку на себя. Мой нынешний друг любит
лепешки "пита". Он разогревает их на огне, ловко переворачивает и никогда не
обжигается. В нашем доме всегда стоит аромат огня, и от этого запаха мне
становится одновременно безумно грустно и... спокойно.
Мой друг любит есть. Есть быстро. Есть все подряд. Есть без остановки.
Он берет в руки вилку почти машинально. Он готовит. Нет, на самом деле он
творит. Ему важно все: цвет, вкус, внешний вид. Красное, желтое, зеленое. Он
соблазнил меня ослепительным салатом из баклажанов. Соблазнил на поглощение
красоты. Соблазнил на жизнь. Мы всегда едим из одной тарелки, так я меньше
комплексую и не чувствую себя одиноко. Мы едим быстро и кладем косточки от
оливок на стол. Моего отца оливки тоже раздражали. Косточки были уликами