"Ханс Магнус Энценсбергер. Племянник Вольтера (Мистификация в стиле Дидро)" - читать интересную книгу автора

отвлечься от монотонной семейной жизни, увеселительную поездку на лоно
природы, первоклассное шампанское, партию в рулетку. Все это вещи, в которых
я знаю толк!
ФИЛОСОФ. Ноль по имени Вольтер - вот, что было бы для вас
предпочтительнее. К счастью, природа мудрее, чем племянник, она создает не
только торговцев чулками, но и личности феноменальные.
ПЛЕМЯННИК. Но раз уж эта самая природа так мудра, как вам кажется, то
почему она сотворила из него не эталон добродетели, а настоящего разбойника
с большой дороги. Это ваши слова, господин философ.
ФИЛОСОФ. Кто знает! Пожалуй, одно невозможно без другого. Смелость без
страстности и искусство без сумасбродства. Все зависит от того, каково
единое целое, какова совокупность, а о ней мы знаем слишком мало, чтобы
прославлять ее или бранить. Возможно, она - ни то, ни другое, ни хороша, ни
дурна.
ПЛЕМЯННИК. При всем желании я не понимаю, что это должно означать -
совокупность. Наверное, это философия, но тогда я должен вам сказать:
подобные вещи меня не занимают. Для меня главное, чтобы в этом едином целом,
о котором вы говорите, присутствовал я. Мир без меня не слишком бы мне
нравился. Лучше быть личностью ничтожной, беспардонным болтуном, чем вообще
не существовать. И все же... все же...
ФИЛОСОФ. Продолжайте.
ПЛЕМЯННИК. И все же я бы желал быть другим.
ФИЛОСОФ. Вот как!
ПЛЕМЯННИК. Невзирая на риск стать значительным, выдающимся, гениальным
человеком.
ФИЛОСОФ. Так я и думал.
ПЛЕМЯННИК. Великое творение, мировая слава, бессмертие! Ах, какие
слова! Все эти восхваления способны привести меня в неистовство. Да, черт
побери, я завистлив. Ничто не читаю я с таким удовлетворением, как писания
какого-нибудь тупого рецензента, поносящего великих людей. Ничто я не слушаю
с такой радостью, как сплетни об их грешках, их болезнях, их поражениях.
Тогда мне становится легче сознавать, что из меня ничего не вышло. Да я,
наконец, и сам писал критические статьи, да, было время, когда меня
побаивались. Не смейтесь! Я даже стихи сочинял. Этого никто не может
отрицать.
ФИЛОСОФ. Разумеется, нет.
ПЛЕМЯННИК. А почему об этом не говорят? Почему никто меня не печатает?
Потому что я посредственность. Совершеннейшая посредственность. И по этой
причине я ненавижу своего дядю. Когда он в конце концов умрет, и я найду в
его письменном столе несколько рукописей, знаете, что сделаю? Я без
колебаний поставлю под ними свою подпись, и издатели будут из-за них
драться.
Философ смеется.
Всякий раз, когда я смотрю какую-нибудь его пьесу, мне хочется рыдать
от бешенства, ибо приходится признать: тебе таких стихов не написать
никогда. (Декламирует.)
"Постой, я клевету и зависть сам познал.
Ах! Честный человек где оных избегал?
С младенчества гоним, в напастях возрастая,
И с мужеством одним скитаясь в край из края,