"Асар Эппель. Гангутский рубль " - читать интересную книгу автора

слушали мои сообщения о том, что он сидит уже пятые сутки и пятые сутки
плачет, и шестых суток у него продержаться не получится.
Никто из небольшой собравшейся толпы не выражал желания влезать, да я и
не верил, что на дерево можно забраться, но, несмотря на это, повторял:
- Вот залезть бы и снять.
- Как ты на него залезешь?.. - сказал кто-то и кинул камешек в кота, но
промахнулся.
- Как?! Запросто! - обозначился в толпе некий паренек, подошел к стволу
и безупречно по этому стволу полез, но, едва приблизился к развилке и
протянул руку к коту, тот пополз от развилки дальше по суку и замер в
полуметре от ствола.
- Ах ты сука! - рассердился парень и, каким-то образом избоченясь на
суке, потянулся кота достать, но тот прополз по суку дальше, туда, где сук
заметно утончался, а собравшиеся внизу специалисты загалдели: "Ну все,
теперь его не взять!" - и стали кидать в кота чем попало. Один камешек в
кота угодил, тот вздрогнул и прополз по ветке дальше, а ветка в этом месте
была уже совсем тонка. Он попытался на ней расположиться, но это у него не
получилось, задние его лапы сорвались, и он повис каким-то непостижимым
образом - тонкая ветка пришлась ему под мышки. Народ ахнул, а кот стал
душераздирающе призывать всех на помощь. Оказавшись на этом по сути дела
почти пруте, он висел на подмышках передних лап, производя жуткие теперь
свои стоны.
Парень между тем был уже на земле и сказал: "Ничего теперь не
получится!"
- А если сук отпилить! - сказал я и поперхнулся словами. Больший сук с
облетавшими по осени листьями летом бывал прекрасен. Глядеть на него из
нашего окна было замечательно.
- Отпилить бы можно. Ножовка нужна!
- Сейчас принесу! - сказал я и минут через пятнадцать вернулся с
ножовкой.
Парень был на месте. Толпа тоже никуда не разошлась. К ножовке
привязали шнурок, который я догадался прихватить из дому, и парень, держа
этот шнурок, снова быстро долез до развилки, встал на нее, кот, вися на
лапах, закричал, а парень, держась за ствол одной рукой, начал пилить
ветку...
Когда она стала от ствола отклоняться, кот, некоторое время повисев на
лапах, оторвался, ударился оземь и - откуда после пяти дней пребывания на
ветке у него взялись столь неимоверные силы - помчался заячьими прыжками в
сторону сараев, где жильцы нашего дома хранили дрова (мы тогда отапливались
печами).
Теперь к моим питерским смятениям на всю жизнь прибавилась погубленная
большая заоконная ветка.
А Валентина Петровна, как было сказано, все еще оставалась в то время
"дамой не очень-то в шляпке" и продолжала ходить на свою работу, извлекая из
детсадовского фортепиано радостные звуки.
Мы с женой между тем давно проживали в Москве, и пребывания мои в
Ленинграде, тамошние встречи, тамошние обитатели, скверы, граниты Невы и вся
питерская неповторимость представлялись мне далекой, забывавшейся, можно
сказать, дореволюционной порой, разве что место, где торчал огрызок
отпиленной ветки, вызывало неутолимое огорчение.