"Илья Эренбург. Оттепель (Повесть)" - читать интересную книгу автора

как-то сказал ему: "По-моему, она настоящая красавица". Дмитрий Сергеевич
покачал головой. "Нет. Но лицо запоминающееся..." У Лены были золотистые
волосы, на солнце рыжие, и зеленые туманные глаза, иногда задорные, иногда
очень печальные, а чаще всего непонятные, - кажется, еще минута - и она вся
пропадет, исчезнет в косом луче пыльного, комнатного солнца.
Хорошо было тогда, - подумал Королев. Он вышел на улицу. Ну и метель! А
ведь когда я шел в клуб, было тихо...
Коротеев шел в полузабытьи, не помнил ни о читательской конференции, ни
о своем выступлении. Перед ним была Лена - разорение его жизни, лихорадочные
мечты последних недель, бессилие перед собой, которого он прежде не знал.
Правда, товарищи считали его удачником - все у него получалось, за два года
он обрел всеобщее признание. Но ведь позади у него были не только эти два
года; недавно ему исполнилось тридцать пять, и не всегда жизнь его баловала.
Он умел бороться с трудностями. Его лицо, длинное и сухое, с высоким,
выпуклым лбом, с серыми глазами, иногда холодными, иногда
ласково-снисходительными, с упрямой складкой возле рта, выдавало волю.
Он был в десятом классе, когда пережил первое большое испытание. Осенью
1936 года его отчима арестовали. Утром он встретил возле дома своего лучшего
друга Мишу Грибова. Коротеев его окликнул - хотел поделиться горем,
спросить, как ему быть. Но Миша насупился и, ничего не сказав, перешел на
другую сторону улицы. Вскоре Коротеева исключили из комсомола. Мать плакала:
"При чем тут ты"..? Он ее утешал: "Так нельзя рассуждать. Это частной
случай..." Он пошел на завод; не озлобился, не отъединялся; нашлись новые
товарищи, работой он был доволен, а по вечерам занимался, говорил матери,
что через несколько лет будет студентом.
Через несколько лет, в знойный август, он шагал по степи с отступавшей
дивизией. Он был мрачен, но не падал духом. Почему-то именно на нем сорвал
злобу генерал, обозвал его перед всеми трусом и шкурником, грозил отдать под
суд. Коротеев спокойно сказал товарищу: "Это хорошо, что он ругается.
Значит, выкарабкаемся..." Вскоре после этого осколок снаряда попал ему в
плечо. Он пролежал в госпитале полгода, потом вернулся на фронт и провоевал
до конца. Был он влюблен в связистку Наташу; их батальон уже сражался в
Бреслау, когда выяснилось, что она отвечает ему взаимностью; она сказала:
"Вид у тебя холодный, даже подойти страшно, а сердце - нет, я это сразу
почувствовала..." Он мечтал: кончится война - будет счастье. Наташа погибла
нелепо - от мины, взорвавшейся на улице Дрездена десятого мая, когда никто
больше не думал о смерти. Коротеев свое горе пережил стойко, никто из
товарищей не догадывался, как ему тяжело. Только много времени спустя, когда
мать ему сказала: "Почему не женишься" Ведь тебе за тридцать, умру - и
присмотреть некому?, - он признался: "Я, мама, счастье на войне потерял.
Теперь мне это в голову не лезет..."
В часы тоски он знал одно лекарство - работу. Он окончил
машиностроительный институт. Его дипломная работа понравилась; хотели
оставить его при институте, но кто-то за кого-то попросил, и Коротеева
отправили на завод в приволжский городок. Здесь-то люди увидели удачника,
человека, у которого все получается. Журавлев, недоверчиво относившийся к
молодым, сразу оценил способности Коротеева. Дмитрия Сергеевича выбрали в
горсовет. Часто он выступал с докладами. Рабочие охотно
с ним делились своими мыслями, считали, что он человек честный и не
испорченный положением.