"Василий Васильевич Ершов. Страх полета" - читать интересную книгу автора

обреченное осознание того, что - все, поздно, что пути нет, что надо таки
разворачиваться и брести к тому далекому мосту, - вдруг один, самый
отчаянный, решается - и прыгает на стронувшийся уже лед. Остальные таращат
глаза, не веря, что разумный человек способен на такое безумство, - но
глядь, смельчак уже на середине реки, прыгая через трещины, а где уже и с
льдины на льдину, оскальзываясь и с трудом сохраняя равновесие, однако не
теряя энергии бега, приближается к тому берегу; впереди осталась последняя
полынья, он на остатках сил прыгает, край обламывается, по пояс в воду, шаг,
другой, - и вот он, берег! Все, вылез, отряхнулся, сел, стащил сапоги, вылил
воду, выкрутил портянки, отдышался - и, не оглядываясь, побежал вперед: на
ходу обсохнет и согреется! Он - успел! У него впереди еще не одна такая
река, надо торопиться. А до тех, сзади, ему уже нет дела.
И вот тогда из толпы, сначала неуклюже и запоздало, осторожненько,
начинают выходить и щупать лед другие, трусившие до этого, а теперь
вдохновленные наглядным примером. Потом срываются с места все... Да только
льдины уже пошли, поплыли, и люди срываются, барахтаются в ледяной воде,
потеряв надежду, возвращаются мокрые... а кого уже и накрыло...
"Вот она, перестройка", - подумал Климов. - "И за что, в принципе,
винить хозяина? Ты ему попеняешь, а он скажет: "А где ж ты был? О чем думал?
Почему не вертелся? Рисковать не хотел?" - и будет прав".
"Таковы нынешние лидеры", - подумал еще раз Климов, - "да и только ли
нынешние - они во все времена были такими..."
Но тут мысли его прервались: в штурманскую вошел Витюха Ушаков, в
течение десятка лет бессменный, родной штурман из его экипажа, а нынче,
среди молодежи, - уже заработавший авторитет и отчество: Виктор Данилыч.
Вместе летали долго, оборачивалось так, что, наверное, и последний рейс
придется выполнить вдвоем.
Поздоровались. Поговорили о незначащих домашних делах, о погоде в
Норильске. Привычное дело, все как всегда.
Но в глубине души у каждого ворочался тяжелый ком предчувствия близкого
конца прежней привычной жизни. Говорить об этом перед полетом не было
смысла.


x x x


Месяц назад, перед эскадрильным разбором, комэска подозвал Климова и,
кивая в сторону стоявшего особняком высокого парня, сказал:
- Петрович, вот пришел молодой второй пилот, Кузнецов, только что
переучился; между прочим, сын того самого... - он назвал имя известного
летного начальника. - Династия, значит. Просил посадить сынка к тебе в
экипаж: лучше Климова, мол... ну, понимаешь...
Комэска знал, что Климов не очень любил возиться с "сынками",
мучившимися комплексом собственной непопулярности под косыми взглядами своих
менее породистых товарищей. Как-то так получалось, что "сынки" потом быстро
обходили всех в карьере: и в классе повышались быстрее, и в строй
командирами вводились, и переучивались на новую технику в числе первых, - и
потом, набравшись опыта, став уже зрелыми мастерами, относились к отставшим
на карьерном вираже коллегам с покровительственным сочувствием. Правда,