"Василий Васильевич Ершов. Летные дневники: часть 5" - читать интересную книгу автора

бессилия и зависимости от чьей-то непреодолимой воли. Была бы вера, молился
бы за нее, а так - стараюсь отвлечься, хоть дневником, хоть стиркой, хоть
каким делом.
Мысли не соберешь в кучу, сижу верхом на телефоне, но тут Горбачев
подкинул очередную речь, пытаюсь ее осмыслить. Речь о том, что партия сама
себя способна контролировать. Что народ увидит, народ подправит, народ не
обманешь...
Это чистейшая демагогия. Нет, только вторая, оппозиционная партия
увидит и быстро отреагирует: она в борьбе за власть будет чутко держать руку
на пульсе.
В конце концов, в моей работе вообще никакая партия не нужна. Никогда
не поверю, чтобы тот партком, жуя, оказывал хоть какое мизерное влияние на
мою работу. Да, расстановка кадров... Но кадры представляем на утверждение
жующим мы, летчики, мы их знаем лучше, чем жующий партком.
Никогда не прощу им ту "малину" в ресторане.

В "Известиях" снова долбают нашу аэрофлотскую мафию: ворье, знакомые
фамилии, дружки нашего Х. Они жрут там друг друга, а Горбачев ждет от них
перестройки. А я не жду.

Какой, к черту, чердак. Я успел в этом месяце налетать 16 часов, из них
6.20 праздничных; начисление где-то 400, ну, 300 чистыми, - считай, как
пенсионер. Если с Надей определится к середине месяца, то лягу на
обследование, за 12 дней получу еще по среднему, это тоже рублей 300.
Что-то я устал за эту зиму. И ожесточился на весь мир. Иногда хочется
кого-нибудь бить, бить, пока не убью. Но кого бить-то? Может, себя?
Вроде и жизнь хороша. Глянешь не мир божий - солнце, снег, птички, небо
ясное. Радуйся, дыши. Чего тебе надо?
На днях по телевизору Ирина Роднина давала интервью. Ей нет еще сорока,
а настроение такое, как она сказала, что ее понять может лишь человек,
уходящий на пенсию. Вот как, к примеру, я. И она не стесняется на весь мир
об этом говорить: да, ушла, да, устроилась где нравится, да, основное свое
предназначение вижу в семье, в воспитании детей, - и пошли вы все к черту.

13.01. Почему я так аполитичен? Почему ко мне, к моему зачерствелому
сердцу, не достучится призыв партии?
Помню, еще на Ан-2 избрали меня секретарем эскадрильного партбюро, да
еще заодно и членом партбюро предприятия. И вот, в наивняке молодости, я
было попытался намекнуть комэске Русяеву, что дела эскадрильные мне,
партейному вожаку, небезразличны, что, может, и со мной надо советоваться...
Иван глянул на меня как на дурачка... вот и вся роль партии.
На партбюро отряда был свидетелем, как дают партийное поручение
начальнику, как он его не выполняет, как его потом журят и объявляют
взыскание. Так я понял, что такое партийное взыскание и что такое партийная
ответственность: никакой ответственности. Все для галочки.
Потом я двадцать лет убеждался, что партия в газетах - ложь, а партия в
моей жизни, в моем коллективе, - миф, отживший ритуал... без которого
нельзя.
А теперь Политбюро ломится в мое окаменевшее сердце со своим
Обращением, суть которого в том, что Волга впадает... Это мы уже сто раз