"Василий Васильевич Ершов. Летные дневники: часть 5" - читать интересную книгу автора

ребенка спиртное будет. Там и коньяк по 37 р. возьму. Я тут за неделю между
делом высосал бутылочку коньячку, с удовольствием.
Очевидцы утверждают: когда Шенин уезжал с повышением в Москву,
наблюдали, сколько же было загружено барахла. Контейнеры: 20-тонник,
5-тонник и 2 трехтонника. Остальное, видимо, в драгоценностях и валюте.
Наверное, на барахолке набрал.
И он же никогда палец о палец не ударил. И зарплата его была ну никак
не меньше моей. Вор. Третье лицо в партии ворюг. И первое лицо в партии
ворюг был Горбачев.

Надо ехать на дачу, собрать очередное ведро огурцов, уже не себе, а
друзьям, да накопать ведро картошки. Надя приедет, чтобы все в доме было. А
у нее как раз начнется период осенних посадок - самая нервотрепка.

Все-таки недаром моя жена живет на свете. Где ни глянь в городе - эти
вот деревья она сажала, этот скверик - ее рук дело, эта улица из пустыря
превращена в цветущий майский сад ее стараниями и умением, эти лиственницы
она выкопала зимой, с комом, привезла, посадила, отлила и выходила...
Главный озеленитель города. Есть чем гордиться: оставила свой след на земле.
Уйдет она - а лиственницы эти еще сотню лет стоять будут.
Но какими нервами, какой пробивной силой, каким истовым отношением к
работе, какой самоотдачей все это делалось! Каким здоровьем! Всю жизнь
бьется за опчественное, а себе... ну, квартирка с телефоном, ну сад о
четырех сотках, ну, гараж и драный "Москвич".
Поэтому когда я, летчик и барин, берусь дома за стирку или готовлю
какой завалящий кусок мяса, то это не блажь, а разумный эгоизм: жену надо
жалеть и беречь. На дом меня хватает. На все остальное - нет.
Но представить, чтобы моя супруга, деловая, современная, умная женщина,
на которую заглядываются такие ли еще мужики... да и сам другой раз
глянешь - и холодок в животе... - представить, чтобы она не работала, а
занималась собой и только и ждала меня из полета, чтобы ублажать... Нет. Наш
крест иной.
Ешь, Вася, свои помидоры с огурцами, лелей свою летнюю импотенцию и жди
просвета в тучах. Октябрь будешь отходить от лета, как после наркоза; в
ноябре начнутся обоюдные обострения всех болячек; потом наступят холода,
когда супруга ложится спать в двухконтурных штанах, носках и пуховом платке;
у тебя начнется обычный бронхит...
Жизнь прожита, чего уж там. Все удовольствия становятся редким
исключением из обычной, будничной, постоянной болячки. И вечером ждем мы с
нетерпением не близости, а газет. Ночь же приходит как избавление от дневной
усталости и возбуждает единое чувство: наконец-то упасть! И - падает.
И при чем тут гибель какой-то партии. Да хоть миллионером меня сделай
сейчас - и за те миллионы никто уже не вернет нам с Надей те бессонные ночи
и то здоровье, что убили на текучку. Все.

Свой сорок восьмой год жизни я встречу, естественно, в полете. Не надо
было рождаться в час пик. Да я и не в обиде. Выпито и отгуляно на подобных
мероприятиях достаточно. Хватит. Ну, иной раз и выпил бы. Да нет условий, да
нет и той водки, да суета с продуктами, да... Это как бабу на стороне
ублажать: да суета, да подход, да место, да время, да чужая же... да... а