"Мой муж Норбеков, или как родилась Лора" - читать интересную книгу автора (Фотина Лариса Александровна)

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ИДУ Я ПО КАНАТУ, САМА СЕБЕ КРИЧУ СТОЯТЬ…

Я слышу вдалеке тревожный гул… Он угрожающе нарастает, приближается… Наполняет все. Его невозможно больше выносить — сразу проснувшись, я прихожу в себя… С трудом открываю глаза, и мой взгляд упирается в высокие, как в храме, мрачные своды. Медленно поворачиваю голову, смотрю по сторонам и вижу вдоль темных стен людей, одетых в свободные черные балахоны, подпоясанные веревками, как у католических монахов. Этот гул пронизывает все мое существо. Лица зловещих фигур скрыты под глубокими капюшонами. Животный страх сковывает мое тело. От этих людей веет смертельной угрозой. Меня волной пронизывает холод: я не чувствую ни рук, ни ног. Почему так холодно? С трудом приподняв голову, я смотрю на себя. Боже! Я лежу обнаженная на каком-то громадном каменном столе. Пытаюсь освободиться, извиваясь, пошевелить руками и ногами, но не могу, с удивлением понимаю: они крепко связаны особым образом — я распята, как на закланье. Страх перерастает в панический ужас. Он судорогой отдается в груди, так что становится трудно даже дышать.

Во всем моем теле колоколом вибрирует монотонное бормотание. Этот кошмарный гул все нарастает и нарастает, ритм песнопения все убыстряется. Он занимает уже все пространство вокруг, так что даже стены завибрировали. Я испытала смертельное предчувствие, какое бывает, наверное, у распятых на кресте. Один из этих страшных людей начинает медленно, как в ритуальном танце, приближаться ко мне. Он ступает очень плавно, словно крадучись, и я вдруг понимаю: "О, ужас!" — в руках у него осиновый кол! В его движениях я читаю безжалостный приговор, Я цепенею, и из груди вырывается дикий крик, летящий под своды и увеличивающийся от гулкого эха. Не надо! Нет! — умоляет, извиваясь, распятое существо… Огромная тень от его фигуры нависает надо мной. Он поднимает свое орудие, неумолимо приближается к моему телу и… резко вонзает в живот, насквозь, принося мою жизнь в жертву…

…Проснувшись от ужаса, мокрая, как мышь, я долго не могла понять, где я? Я жива? Страшный сон все еще жил во мне. Я тихонько лежала, боясь пошевелиться от страха. Темнота обступала со всех сторон, казалось, люди в балахонах могли все еще быть там, я продолжала ощущать их присутствие…

Лишь через некоторое время я стала узнавать свою комнату, отходить от сна, успокаиваться. Заснуть, правда, больше не могла и еще продолжительное время была под впечатлением кошмара.

Несколько дней я не могла отделаться от этого видения, оно застряло в моей памяти, как кино, которое кто-то прокручивал много раз перед моими глазами.

Вскоре я стала замечать постепенное ухудшение самочувствия и поняла — неспроста все это. И тогда вспомнила неприятный разговор несколько месяцев назад…

Гуля позвонила мне из Екатеринбурга и потребовала:

— Я не хочу больше, чтобы у Мирзы была другая женщина.

— Я тоже не хочу. Давай поставим точку. Он твой. — И я пообещала, что мешать ей больше не буду. — Бери своего мужа. Такой он мне тоже не нужен. У вас дети, семья. Нас с ним уже ничего не связывает. Делай с ним, что хочешь.

Мне после этого разговора с Гулей стало легче, потому что в душе я уже давно ушла. Мы с Мирзой разъехались, но совместная работа продолжалась. Вольно или невольно мы общались. В один день все не заканчивается. Однако даже после этого она передала мне через свою подругу Мухабад угрозу о том, что мне будет сделано "на смерть". И означало это — навести «порчу», то есть в прямом смысле испортить жизнь, чтобы в ней не осталось ни удач, ни радостей — только страдания и горе.

12 апреля я считаю своим профессиональным праздником. В 1996 году эта дата совпала еще и с последним днем занятий очередной группы. Последний день цикла — всегда праздник, немного грустный, но всегда — "выпускной бал". Слушатели вместе с благодарностями преподнесли нам бутылку шампанского и ананас. Настроение у всех собравшихся за столом было радостным, как это бывает при успешном завершении работы. Мы наполнили красивые бокалы искристым пенистым напитком. На столе цветом солнца отливал нарезанный на дольки ананас. Предвкушение праздника немножко будоражило нас. Приятная атмосфера раскованности царила в комнате. Посыпались веселые истории с прошедших занятий, и смех буквально заразил всех. И тут зазвенел телефон.

— Кто говорит?

— Это я, Мирзакарим! Из Сургута. Как вы там?

Меня сразу насторожил какой-то странный оттенок его голоса.

— Как наши дела? Все замечательно. Мы тут только что закончили цикл, прошло все хорошо.

Гомон вокруг не умолкал.

— Что вы там сейчас делаете? — резко повторил он, в голосе послышались металлические нотки. Это был сигнал, который я проигнорировала.

Я хотела поделиться радостным состоянием, и, наверное, слишком весело ответила:

— Мы все сидим за столом, собираемся пить шампанское с ананасом. Только тебя не хватает.

Приезжай скорей, мы ждем тебя… — продолжить я не успела… Его словно прорвало.

— Вы там шампанское распиваете! А знаете ли вы?!.. — И понес такое, от чего внутри меня все похолодело, а по телу прошла судорожная волна.

Это было так неожиданно и несправедливо. Сначала мне даже показалось, что с ним что-то там случилось страшное…

Спазмом перехватило горло, все слова, которые я хотела сказать ему в ответ, буквально застряли… Я попыталась взять себя в руки и понять, отчего вдруг свалился этот шквал грубости и раздражения.

— Что у тебя там случилось? Почему ты кричишь? Успокойся, пожалуйста.

Я сижу с трубкой в руке, праздничное настроение растворилось от незаслуженно грубых слов. Резкий тембр его голоса донесся и до наших помощников. Все разом притихли. В воздухе повисло тягостное недоумение. У всех в глазах немой вопрос: "Что случилось?"

Пытаюсь исправить ситуацию, ведь я — руководитель:

— Мирзакарим, сегодня мой праздник. Я думала ты звонишь, чтобы поздравить меня с Днем космонавтики. А вместо этого ты кричишь на меня, хотя мы тут стараемся, чтобы все и без тебя проходило хорошо. Мне очень неприятно слышать то, что ты сейчас говоришь. Я не пойму, чем ты недоволен, почему сердишься?

В ответ он бросил трубку. Ошарашенная, оглушенная всем случившимся, оглядываюсь вокруг. Тишину разрывают резкие короткие гудки. На лицах у всех недоумение.

Радостная атмосфера померкла, праздник был загублен. Но я, как директор, не позволила его окончательно испортить. Шампанское было выпито, ананас съеден. А вот вопрос остался…

Я думала, что понимаю Мирзакарима, все нюансы и подводные течения его характера. Но каждый раз я снова и снова натыкалась на непредвиденные камни, которые больно ранили мое сердце. Я ощущала себя стоящей у подножия горы. Мне все время нужно было уворачиваться от летящих сверху глыб. Но теперь стало видно надвигающуюся лавину, под которой могут оказаться погребенными Любовь и вся совместная работа.

Но в этот «праздничный» день моя надежда на лучшее еще была жива… Проанализировав события последнего времени, я установила закономерность: чем лучше шли наши дела в отсутствие Мирзы, тем больше его это раздражало. А мне казалось, что должно было быть наоборот.

Вскоре после подпорченного праздника, словно по иронии судьбы, мы снова сидели в нашем офисе за накрытым столом.

Уже вместе с Мирзакаримом пили шампанское из тех же бокалов — праздновали чей-то день рождение. Впереди были майские праздники.

Тогда в Москве уже появились импортные продукты, которые многие из нас никогда не пробовали.

Наши нечастые застолья всегда украшал какой-нибудь невиданный деликатес: бананы, кокосы, салями, манго, киви — что-нибудь новенькое становилось предметом обсуждения. Шумный разговор плавно перетекал с одной темы на другую: о жизни, об имениннике, о перспективах нашей работы.

Пришла моя очередь поднять тост. Все притихли, с готовностью приподняли полные бокалы.

Мирза сидел туча-тучей. Стараясь вдохнуть в него оптимизм, снять напряженность, я радостно произнесла:

— За наш дружный коллектив! За все хорошее! За успех нашего предприятия! За удачу!

Все стали чокаться, улыбаясь друг другу. Только Мирзакарим так и остался сидеть. Вдруг он резко встал и… выплеснул весь свой бокал прямо мне в лицо…

И выскочил вон.

Все застыли… Затем повскакивали с мест и растерянно заметались около меня. Шампанское липкими ручейками стекало с моего лица на платье. Я почувствовала в горле предательский комок: "За что? Вообще, что происходит? В порядке ли он?"

И вдруг сразу стала спокойной, и во мне зазвучало: "Все — это была последняя капля! Мое терпение лопнуло! Я ухожу!" — в одно мгновение в моей голове пронеслись сотни мыслей… "Ох, Мирза, ты этим своим поступком так показал себя, такую свою сторону, какую лучше никому бы и не знать. Оглянись, посмотри на лица наших друзей. Конечно, ты чувствуешь мою силу, но показывать так свою слабость недостойно. Какой же ты мужчина после этого?! Ты ведь при всех сбросил свою маску и продемонстрировал свое истинное лицо".

Сначала мне захотелось кричать, ответить на его выходку чем-то подобным, швырнуть в него чем-то… Мой взгляд упал на стол: "Может салатом?" Я представила, как майонез стекает ему за воротник… На мгновение стало смешно и легко. И это помогло взять себя в руки.

…Минуту спустя буря эмоций сменилась чувством досады, захотелось бросить ему в лицо: "Эх, Мирза, до чего же ты докатился?"

Я полностью овладела собой и встала. У меня хватило духу перевести все в юмор:

— Спасибо, дорогой Мирзакарим. Надо же, я и не знала, что ты так меня любишь, уже в шампанском меня купаешь…

…Я буквально парила над землей. После второй встречи с Гурумайи в Польше я приехала одухотворенная.

Цель поездки Гурумайи — продвинуть сидда-йогу и свое живое учение в Восточную Европу, ближе к России. Все, кто съехались туда, были объединены поиском духовной силы. Я снова испытывала необычайный творческий подъем. Весеннее солнышко поддерживало хорошее настроение. Поездка была похожа на короткую передышку, чтобы набраться сил, посмотреть на свою жизнь с другого, более высокого уровня, переосмыслить произошедшее. Жизнь была снова прекрасна. Но у судьбы были припасены очередные испытания для меня.

Был обычный рабочий день. Я спокойно занималась текущими делами в нашем офисе. Анкеты, планы и индивидуальные консультации всегда отнимают больше времени, чем хотелось. Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату пулей влетел Мирзакарим.

И вместо приветствия он с гневом выпалил:

— Что вы тут без меня вытворяете? Я больше терпеть этого не буду. Я все знаю.

— Вы думаете, если я уехал, то ничего не знаю? — Он сорвался на крик. — Мои люди все видят. Когда меня нет — еще лучше видят!

Все его поведение и слова казались абсурдными. Я видела, что он был не в себе. Меня уже так не пугали моменты, когда Норбеков не контролировал себя. Во мне закипела обида от несправедливости. Было понятно, что он искал вокруг виноватых, вернее, "козлов отпущения", при малейшей проблеме. Хотелось просто закрыть глаза и, снова открыв, увидеть другую сцену, мирную и радостную. Жаль, что никуда от реальности не спрячешься.

Чем больше я старалась и успешнее развивала наше дело, тем больше я его раздражала. Я не могла понять, почему я получаю все эти пинки. Я пытаюсь от всей души, чтобы все было хорошо и с ним, и без него. И ведь не для себя — для него, для наших слушателей, это же наше общее дело! Казалось бы, все получается — и слава Богу. Но вместо того, чтобы тоже радоваться, меня унижают! Я натыкаюсь на укоры, претензии, угрозы. Мне тоже нужны слова поддержки и одобрения. Хоть изредка. Особенно от близкого человека…

Все, кто был в офисе, повернулись в нашу сторону. Мирза, распаляясь еще больше, продолжал кричать на меня, застывшую на месте:

— Как ты посмела это написать? Что я в начале пути? Что ты мне помогла!

— А разве это не так? — Я с трудом поняла, о чем идет речь. В нашей первой книге в главе «Исповедь» я написала, что Мирзакарим тогда находился в начале пути, и я искренне решила ему помочь.

— Марина показала мне, а я даже не заметил!

— Какая Марина?

— Серебрякова!

— Как же ты не заметил, ведь ты читал это много раз? Мы вместе обсуждали это, а ты почему-то вспомнил сейчас, спустя три года?

Сегодня с большой вероятностью я могу сказать, кто мог тогда следить за каждым моим шагом. Это Марина Серебрякова. В то время он сделал ее своим доверенным лицом. Позже она помогала ему писать книгу "Опыт дурака, или Ключ к прозрению", так же как это делала я с нашей первой книгой "Верни Здоровье и Молодость"…

Работать вместе с Норбековым мне становилось неинтересно и трудно, порой даже не хотелось его видеть… Иногда он явно был сам не свой, а как будто под влиянием чьей-то воли, как зомби, как робот.

Моя душа рвалась в полет и к свободе, ощущая уверенность и силу, а от Мирзы стали исходить холод и отчуждение. Но нас все еще связывало общее дело, и я не могла все бросить и уйти.

Позже стало понятно, что у Норбекова была своя четкая цель: сделать свой бизнес и быть хозяином этого дела. Одному. Без меня. Настал момент, когда он увидел, что я с помощниками могу работать самостоятельно. Когда кто-то ему говорил: "Мирза, без тебя тут все хорошо, иногда даже лучше, чем с тобой", — это его просто бесило. Он не мог больше с этим мириться. Пришло время разрубить этот клубок противоречий одним ударом…

— У нас тут ЧП. Ночью кто-то залез в офис и все разгромил. Здесь уже милиция работает. Я звоню вам по просьбе Мирзакарима. Он просил передать, чтобы вы срочно приезжали.

Этот звонок нашего знакомого узбека Усара вывел меня из обычного ритма моей и так неспокойной в последнее время жизни. После его слов внутри меня все сжалось от страха: "Боже мой, я ведь директор! Ответственность за фирму и имущество — на мне". Бросаю все дела, приезжаю туда и вижу…

Вся аппаратура разбита — пострадал наш центр для видео- и аудиозаписи, практически домашняя студия, с камерой и микшерским пультом. Мы записали на этой аппаратуре многие наши занятия, подбирали музыку. Мирзакарим ее очень любил. В общем, полезные вещи были.

И вот вся студия стояла в офисе разгромленная. Я в ужасе, у меня в голове не укладывалось: "Ну кому это было нужно? " Я взяла себя в руки и начала присматриваться. И поняла, что крышка магнитофона просто продавлена. Чем можно было оставить такой след? Тут меня осенило — кулаком.

Как выяснилось после осмотра милицией — и окна целы, и замок на двери не взломан. Ключи были только у администратора и… Норбекова. Если это были грабители, и они хотели все украсть, вынести, то почему этого не сделали? Зачем ломать, крушить хорошие вещи? Кому это выгодно?

Но нет ничего тайного, что не становится явным.

Я узнала, что все это сделал Мирзакарим. Мне в этом через год признался один из наших сотрудников, Мирза сам ему об этом проговорился. Организовал он это просто: все разбил накануне поздно вечером, сделав вид, что это кто-то со стороны, и нужно расследование, чтобы найти виновного.

На следующий день он пришел на работу раньше всех и поднял шум. Расчет его был верен и прост. То, что случилось, доказывало: сотрудники его подставляют. И вообще люди не порядочные. Без него здесь полный бардак. И это — хороший повод для серьезного разбирательства и принятия кардинальных мер. И головы полетели одна за другой. Командным голосом он начал вершить свое "правосудие":

— Я вас всех увольняю! Вы завтра не работаете! Тебя, тебя и тебя — убирайтесь отсюда прямо сейчас! И чтобы завтра вашего духа здесь не было!

После этих его слов все во мне закипело от возмущения. И в это же мгновение меня посетило предчувствие, что должно произойти что-то жуткое. Изо всех сил я попыталась успокоиться и взять себя в руки. Чувствую, пришло мне время вмешаться и заступиться за этих людей. И я начинаю спокойно:

— Я не вижу их вины и считаю, что ты сейчас поступаешь несправедливо. Эти люди честно работали вместе с нами. Это мои подчиненные, и я за них отвечаю, и если ты их выгоняешь, то я ухожу вместе с ними.

Ведь даже женщину, которая торговала книгами в маленьком киоске возле офиса, он тоже выгнал.

— Замолчи! — Он возмущен, что кто-то осмелился противоречить.

Весь разговор идет почти на крике, и мои попытки защитить своих сотрудников, мое спокойствие разозлило его еще больше. Вот-вот, кажется, из глаз его посыплются искры, рот искривился в презрительной гримасе, кулаки сжаты. Очень явные симптомы надвигающейся грозы. Отступать было некуда. 51 продолжала, пытаясь говорить как можно увереннее:

— Ты не смеешь так поступать. В чем дело, объясни конкретно причину своих претензий и поведения!

— Все, замолчи! — резко закричал он: мое настойчивое требование еще больше разозлило его.

— Почему я должна молчать, я хочу знать, хочу понять, что здесь происходит!

— Заткнись, я тебе сказал! — буквально завизжал он так, что хотелось заткнуть уши и убежать прочь.

Глаза Мирзы налились кровью. Лицо покраснело, жилки на шее набухли и пульсировали. Внутри его словно клокотал вулкан, вот-вот готовый вырваться лавой наружу и залить огнем все вокруг. Не обращая внимания на его ярость, я продолжала:

— Не буду молчать! Объясни все это тогда не мне, а им!

— Ах, так…

Тут лее, уже совсем не владея собой, он резко шагнул ко мне и… со всей силы ударил по лицу. Прямо в ухо, чуть пониже виска…

…Я в прямом смысле этого слова оглохла. Левая половина лица онемела, в голове стоял колокольный гул. Шок, который я тогда испытала, трудно передать словами…

Происходящее было настолько странным, что казалось, это случилось не со мной, а с кем-то другим. У меня было ощущение, что это какой-то чудовищный сон: вот я сейчас проснусь, и весь ужас кончится. Оцепеневшая, я застыла на месте. Все, кто был в комнате, повернулись ко мне, кто-то вскрикнул. Женщины окружили меня плотным кольцом и, охая и причитая, стали прикладывать холод к моему лицу. Я, все так же, застыв, сидела в кресле и не могла сдвинуться с места. Вероятно, от удара я все видела расплывчатым, неясным, буквально плывущим вокруг меня.

Вдруг какой-то неприятный звук привлек мое внимание. В наступившей звенящей пустоте этот скрежещущий звук повторялся и повторялся. Я с трудом повернула голову и увидела навсегда запомнившуюся мне ужасающую картину…

Мирзакарим режет крест-накрест нашу кожаную офисную мебель ножом для бумаг. Все, кто был там, замерли. А он двигается по офису, вспарывая каждое кресло, диван, неумолимо приближаясь ко мне. Все ближе и ближе… Я застыла в ступоре за директорским столом и держалась за больное место. У меня была только одна мысль: "…Вот сейчас он приблизится ко мне и тоже крест-накрест, вжи-ик… исполосует. Нож острый, им запросто можно убить". Я застыла, не могла даже шелохнуться, стала невидимой, просто исчезла… Ужасный режущий звук совсем рядом… Внутри меня тихо и твердо прозвучало: "Не посмеет, не бойся".

Он прошел мимо. Обошел всю комнату — до меня и после меня — все порезал и разрушил. Не ушла я вовремя, а «звоночки» были… "Так тебе и надо", — думала я.

В эти минуты он был похож на автомат, двигался, как во сне, не понимая, что и зачем он делает, уже без всяких эмоций, прямо, как зомби. Порезал и вышел из комнаты…

Меня в жизни никто пальцем не трогал. Мой отец даже голос на меня никогда не повышал. И в самом страшном сне я не могла себе такого представить. Норбеков был первый человек в жизни, который меня ударил. А я у него была, оказывается, уже не первая жертва.

В поликлинике, где мне оказывали первую помощь, сказали, что чудом уцелела барабанная перепонка, но она превратилась в один сплошной синяк. Я еще долго ничего не слышала этим ухом.

Всех знакомых очень возмутил этот поступок Мирзакарима. Мне настойчиво предлагали ответить решительными действиями:

— Подавай на него в суд, не будь дурой, и он получит срок… Это уже признак пограничного состояния — позволять себе такие выходки… Человек с нормальной психикой такого никогда не сделает… Этот человек нездоров, может быть, даже психически…

Так считали многие, но я его пожалела и заявление не подала. Просто сказала ему на следующий день:

— Это конец, Мирзакарим. Подняв на меня руку, ты перечеркнул все, что у нас с тобой было. То, что ты сделал, недостойно мужчины. Мы не можем теперь быть вместе, это потеряло всяческий смысл. Давай на этом поставим точку. Я потеряла к тебе всякое уважение.

Сегодня я благодарна Небесам за все. Отношения с ним многому научили меня в жизни. Я слишком долго не отходила в сторону, хотя давно чувствовала, что надо было. Слишком многое ему дарила, многое позволяла. А что дается даром — никогда не ценится, это истина. Ведь сказано: "Отойди ото зла, сотворишь добро". Меня отводили, а я не уходила, ну вот и получила.

В тот же день судьба подала мне знак, помогая принять правильное решение. В поликлинике, куда я обратилась в тот же день, врач, осмотрев мое ухо, протянула мне газету:

— Прочтите, тут заметка, как будто специально для вас. "Не ждите второй пощечины" называется.

Смысл этой статьи был, в том, что, если человек ударил один раз, он это будет повторять и повторять в будущем. Рецидивы неизбежны.

Газетная заметка о пощечине напомнила мне о том, что именно в мелочах проявляет себя Провидение. Нет случайностей. Даже мелкие события, явно не связанные друг с другом, имеют скрытый смысл.

Когда мне удается в каждом мгновении моей жизни видеть знаки судьбы, я чувствую, что я не одна, и Небеса показывают мне дорогу в жизнь без обид и иллюзий, полной счастья и творчества.

…Наша семья жила в коммунальной квартире в ведомственном доме от медицинского института, в котором работала мама. Я выросла в хорошо обеспеченной по тем временам семье врачей. Отец — доктор наук, профессор. Заведовал клиникой. Мама — доцент кафедры, кандидат наук. Оба — уважаемые люди, прошли войну. Все соседи, да и две мои тетки тоже, были врачами. В общем, после школы выбора у меня особого не было — медицинский институт.

Но я с детства мечтала полететь в космос. Потом, когда выяснилось, что это не так-то просто, я захотела стать капитаном корабля. Море, ветер, паруса… Почему-то именно паруса. А затем, как и мои подружки, решила быть актрисой: можно сыграть роли и космонавта, и капитана, и летчицы — кого хочешь. Путешествия — вот что влекло меня, может, поэтому я больше всех предметов любила иностранные языки. Подумывала поступать в ИнЯз, чтобы быть переводчиком и поездить по всему свету. А родственники мне говорили: "Какие путешествия? Будешь всю жизнь секретаршей у какого-нибудь начальника… А врачи везде и всегда нужны, самая уважаемая профессия — не пропадешь. Куда ни приедешь, хоть за полярный круг. Там тебе люди рады: "Доктор приехал!" И мы тебе всегда поможем, мы же врачи".

Доводы были убедительными, настойчивость и уверенность родственников привели к тому, что без особого энтузиазма я решила поступать в медицинский. Похоже, у Судьбы были на меня такие же планы. Подсказку в верности выбранного пути я получила на первом же вступительном экзамене. Это была химия.

Готовилась я очень серьезно. Занималась с преподавателями, да и в школе по химии было «отлично». Конечно, все мои домашние верили в меня, но все равно страшно волновались.

И вот, я еду на экзамен. Чтобы успокоиться и отвлечься от мыслей об экзамене, я развернула свежую газету и прочитала заголовок: "Сегодня открыт очередной элемент таблицы Менделеева, номер сто какой-то".

Пришла на экзамен. Волнуясь, тяну билет и не могу поверить своим глазам: достался вопрос именно по таблице Менделеева. Свой ответ я начала с того, что таблица химических элементов, составленная Менделеевым, живая система, что она развивается, и пустые клеточки ее будут постоянно заполняться. Даже в наше время ученые открывают новые элементы, вот, например, сегодня я прочитала об этом в газете: открыт очередной элемент. Преподаватель удивился и на этом месте меня прервал:

— Задачу решили? Какой ответ?

— Да. Вот, — показала я и начала перебирать листочки, чтобы продолжить ответ, но он остановил меня.

— Идите. "Отлично".

Я даже опешила. Невероятно. Какое совпадение! Или, скорее, маленькое чудо.

Чудеса ожидают нас на каждом шагу, если мы готовы к ним. Ведь, действительно, благодаря профессии медика я и с космонавтами работала, и объездила весь Союз и многие страны мира. О чем мечтала с детства. Надо любить мечты — они часто сбываются. Правда, не сразу.

Как я понимаю сейчас моих родителей, которые наотрез отказались прописывать Мирзакари-ма к себе в квартиру, когда мы поженились. Вероятно, прошлый опыт совместного проживания с моим первым мужем научил их быть более осмотрительными. Они решили, что возможные ссоры вредны для их здоровья. Мама предчувствовала что-то неладное и отказала:

— Делайте, что хотите. Живите, где хотите, но об этом нас не проси.

Теперь я могу быть им благодарна, однако в то время мне пришлось самой думать и искать, где и как прописать Мирзакарима. Я даже предприняла попытку договориться в паспортном столе. Но мне отказали, сославшись на то, что брак, похоже, фиктивный. Эти паспортистки как в воду глядели. Видимо, не всем наш брак внушал доверие, только я одна была, как слепая, вернее, ослепленная любовью.

Милиционеры Мирзу проверяли на каждом углу — внешность у него подходящая. Поэтому приходилось все время делать справки, что он зарегистрирован в какой-нибудь гостинице. После регистрации нашего брака и штампа в паспорте стало намного легче: жена — москвичка. Но для того, чтобы стать гражданином России и на законных основаниях вести все дела, необходима была еще и прописка.

Но почему-то с ней никак не складывалось, ничего не получалось. Хотя я искренне пыталась найти любые способы, потому что с самого начала пообещала Норбекову помочь легализоваться в Москве.

И только в мае 1997 года, по иронии судьбы, когда наши отношения уже практически прекратились, я, впервые позвонив, сразу получила согласие моих родственников в Калужской области на прописку Мирзы у них.

И тут я засомневалась. С одной стороны, мы уже не живем вместе. С другой — глубоко внутри меня теплилась еще слабая надежда: "Может, все еще наладится, он что-нибудь поймет". И я решилась сделать последнюю попытку.

— Мирзакарим, я чувствую себя перед тобой как-то неловко. Обещала тебе помочь прописаться и не сделала, только теперь появилась реальная возможность. Ты не передумал?

Мне казалось, что, если он решился на разрыв со мной, то должен отказаться — как порядочный человек. Если же хочет, чтобы мы все-таки остались вместе, хочет наладить наши отношения — тогда согласится.

Он согласился использовать этот шанс. Мы вместе съездили к моей тете и все оформили в один День, даже успели поставить его на учет в военкомат.

Знакомая дорога в Подмосковье. В моей памяти всплывали чудесные моменты наших путешествий по дорогам Золотого Кольца. Мы опять вместе, но на этот раз мы, словно чужие, молчали, стараясь не задевать друг друга.

Я надеялась, что и он сможет вспомнить то счастливое, беззаботное время. За два года, прошедших с того дня, он ни разу туда не приезжал и не звонил и даже не сказал «спасибо»… Но я уже ничему не удивлялась, и его порой спрашивала: "Мирза, все-таки зачем ты на мне женился?" Но ни разу не получила никакого ответа. Он только молча улыбался. И, как мне ни грустно это признавать, возможно, ему просто был выгоден на определенное время наш брак. Он официально длился ровно пять лет, с точностью до месяца. В мае 1999 года, согласно закону, Мирзакарим стал полноправным российским гражданином. И мы развелись.