"Ксения Ершова-Кривошеина. Вера, надежда, любовь " - читать интересную книгу автора

В классе ее посадили за одну парту с Томкой, а ее брат сзади и все
норовил Марусю за косу дернуть да на переменке свои руки показывал,
усыпанные бородавками, А однажды на уроке физкультуры разулся перед Марусей,
и она с ужасом увидела, что у него шесть пальцев на одной ноге. "Во, видала,
какой я. Ни у кого такого нет!" Конечно, она делилась с Томкой разными
вкусностями, которые ей давали с собой в школу, и как-то само собой
получилось, что однажды привела она ее домой. Шофер возражал, не хотел
везти, но Маруся проявила характер и настояла. Бабушка, увидев их, поджала
губы, но быстренько сообразила, обняла Томку за плечики и провела в
столовую. Домработница поставила на стол яблочный пирог. Девочка испуганно
озиралась по сторонам, косилась на картины, сцепила руки под столом и
неотрывно смотрела на рояль. "А наш папка на гармошке умеет, а мамка пляшет
так, что с потолка штукатурка сыплется... у соседей", - и засмеялась.
После чая Томка осмелела, когда через два часа, набегавшись по огромной
квартире, наигравшись в прятки с Марусей, заглянув во все шкафы, она ушла
домой, тут-то и обнаружилась пропажа серебряной солонки.
В их квартире, гигантской, с потолками в пять метров, были два рояля и
фисгармония, Марусе разрешали терзать только ее. Инструмент завораживал.
Резьба по черному дереву, плоский, осипший звук, выдыхаемый нутром эбенового
ящика, - чтобы поддержать этот сдавленный голос над клавишами, нужно было
вытягивать странные штучки, напоминавшие перевернутые шахматы, одновременно,
быстро дотянуться ногами до широкой педали, сильно надавить, и тогда
инструмент охал, выдыхал... и оживал звуками, протяжными, потусторонними.
Мешанина странных мелодий выстраивалась в причудливые формы, фантазия тянула
дальше, под пальцами Маруси множились немыслимые композиции, воображение
уносило туда, где что-то мерцало и брезжило, а нотные шкафы были
единственными слушателями этой темпераментной абракадабры.
Бывало, что ей разрешали поиграть в актрису. Она залезала в
гардеробную, доставала из сундуков мамины платья и переодевалась в цыганку
или даму.
Особенно красиво она выглядела в шляпе с вуалью.
Раз в десять дней к ним приходил настройщик роялей Павел Петрович, в
семье его прозвали Папи, только ему доверялись рояли. Он ловко откидывал
черные лакированные крышки, скрывавшие тугие медные струны, мягко, словно
смахивая пыль, проводил по ним рукой, прислушивался к их перезвону, брал
камертон, бил им по краю стола, быстро переворачивал и металлическим шариком
наставлял на струны, потом прижимался ухом к брюху рояля, долго слушал его
жалобы. Слоновая кость клавиатуры под рукой настройщика журчала все
податливее, сердцебиение метронома постепенно выравнивалось, и "доктор
Айболит" что-то ласково шептал.
Маруся садилась тихонько в уголок, милый Папи с ней болтал, рассказывал
смешные истории, угощал любимыми тянучками, позволял управлять метрономом.
Она знала Павла Петровича столько, сколько ей было лет. Однажды бабушка
сказала, что он заболел, попал в больницу и вместо него придет другой
человек. Маруся огорчилась, но в обычное время забралась в уголок оттоманки.
Новый настройщик оказался сумрачным, даже неприветливым, гораздо старше
Папи, сразу велел ей выйти из комнаты и не мешать работать. Маруся
обиделась, закрыла за собой дверь, но осталась сидеть в коридоре на
банкетке. Какое-то время за дверью слышались обычные звуки настройки рояля,
но вдруг странный возглас, стон, и что-то тяжелое упало на пол. Маруся