"Ксения Кривошеина. Недоумок" - читать интересную книгу автора

требовала, сама была неприхотлива. Но Мира его убедила, что с ней Шура
погибнет, а отец сказал, что он от такой жизни сопьется. Между ними
произошел мужской разговор, Шура не все понял, особенно, что означала
отцовская фраза: "Мы с тетей Милой, ради твоего счастья, готовы закрыть
глаза на некоторые особенности Мирочкиных родителей".
Проходили недели безоблачного нового счастья, но грусть одолевала Шуру,
он начал рисовать в голове картинки из Надиной жизни. Наверняка она не
скучает, окружена поклонниками и уж долго "соломенной вдовой" не останется.
Его разъедала не только ревность, но и надежда увидеть страдания Нади, ее
слезы. А может быть, она переживает? Она, кстати, никогда особенно не
плакала, многое ему прощала, и странно, что теперь не ищет с ним встречи.
Любопытство взяло верх, и решил он увидеться с соседом Ванечкой, разузнать
ситуацию.


* * *

Говорить Мире об этой встрече он не хотел. Подсознательно Шура
чувствовал, что ей это бы не понравилось. В техникуме, в котором учился
Ваня, сейчас были каникулы, и вероятнее всего он целыми днями ловит рыбу на
Неве. Это было любимое занятие Ванечки. От дома на трамвае он добирался сюда
час, приезжал к семи утра, устраивался в укромном местечке, окруженном
плакучими ивами, и сливался с природой.
На Малой Невке, напротив Каменного острова, берега еще оставались
травяные, не облицованные гранитом, а если пройти чуть дальше, то можно было
попасть в парк ЦПКиО. Здесь пруды, Елагин дворец, стрелка Финского залива,
аллеи с цветами, бронзовые и гипсовые спортсмены. Обычно летом граждане
приезжают в ЦПКиО на пляж, слушают концерты, катаются на лодках, а зимой,
когда пруды замерзают, открывается настоящий сезон катков и лыжных прогулок.
В этой части Ленинграда (Старой деревне) природа была девственной,
незагаженной, бурно цвела сирень, ромашки, кашки, одуванчики, по воде
скользили байдарки со спортсменами, летали чайки, с залива несло морской
свежестью.
Ванечка знал, что после обеда, часам к трем на облюбованный им бережок
Невки набивались мамаши с детишками, они приезжали группами, расстилали на
траве одеяла, усаживали карапузов, вываливали на газеты всякую снедь.
Женщины судачили, пили, ели, иногда заходили в воду по колено, галдели,
ругали ребятишек, и так до заката солнца. Дети подходили к Ване, смотрели в
трехлитровую банку с водой, считали выловленных рыбешек, потом садились
рядом и, глядя на поплавок, замирали. Ваня их не прогонял, иногда давал
подержать удочку, просил не шуметь. На этот "дикий" пляж приезжали одни и те
же мамаши, дети их подрастали, Ваню все знали по имени. Для него это место с
годами стало сокровенным, он здесь погружался не только в воспоминания
детства, но мог спокойно слушать по "Спидоле" свои песнопения. Мамаши, в
заботах о бутербродах, пиве и болтовне, не обращали внимания на странную
"классическую" музыку, лившуюся из приемника.
Когда Ванечке становилось невмочь от материнского мата и переругиваний,
он собирал свои снасти и отходил чуть дальше; там берег был каменистый,
приходилось подкладывать кусок старой клеенки, иначе если сесть, то на
брюках оставались несмываемые пятна мазута.