"Валерио Эванджелисти. Предзнаменование ("Маг" #1) " - читать интересную книгу автора

замешательстве: - Книги - не занятие для женщин низкого происхождения, а уж
астрология тем более.
Магдалена по-детски вытянула губы.
- Знаю, что женщинам не пристало читать книги, но мне так нравится
узнавать что-то новое. Ты бы мог научить меня куче интересных вещей. Все
говорят, что ты ученый.
У Магдалены были такие глаза, что Жюмель вмиг исчезла из памяти.
- Поговорим об этом в другой раз, - сказал Мишель, улыбнувшись. - Мы
уже возле церкви. Давай войдем.
Процессия и вправду подошла к церкви Сен-Фирмен, и преподаватели,
студенты и горожане заполнили весь неф. Толпа была такой плотной, что Мишель
и Магдалена застряли у чаши со святой водой. По счастью, возле алтаря
водрузили помост, и все происходящее было хорошо видно из любого угла.
Епископ занял место в президиуме, за ним последовали ректор
университета и деканы медицинского факультета, среди которых были Антуан
Ромье и Жан Широн. Слегка оробевшего Рабле вытолкнули на помост, и он встал
навытяжку перед преподавателями. Один из них, знаменитый невероятно скучными
лекциями, сплошь состоявшими из чтения греческих и арабских текстов,
произнес по-латыни торжественную речь, в которой никто не понял ни слова.
Речь касалась общих рекомендаций самоотверженно трудиться и следовать
настояниям церкви. Спустя короткое время в церковном нефе, и так гудящем
множеством звуков, послышались возгласы нетерпения и громкие зевки.
Профессор запнулся, забыл, что дальше, и смиренно сел обратно в кресло.
Рабле, который теперь откровенно развлекался, склонился в преувеличенно
торжественном поклоне.
Великий миг настал. Антуан Ромье поднялся, подошел к ученику и водрузил
ему на голову черную квадратную шапочку с красным помпоном. Толпа притихла и
застыла. Ромье поднял правую руку Рабле и надел ему на указательный палец
золотое кольцо. Затем взял из рук прислужника копию "Афоризмов" Гиппократа и
протянул ее новоиспеченному медикусу. Вручив книгу, он подвел Рабле к
свободному креслу - как раз рядом с незадачливым профессором, произнесшим
непонятную речь.
Но на этом процедура не закончилась. К стоящему со смиренно опущенной
головой Рабле подошел епископ и благословил его. Потом он попал в объятия
всех деканов факультета. Наконец Широн, став напротив ученика, громко
крикнул:
- Vade et occide Cain![18]
Это был сигнал ко всеобщему ликованию. Неистово зазвонили колокола, и
весь сгрудившийся в нефе народ принялся кричать: "Vade et occide Cain!" так,
что стены собора заходили ходуном.
Видя, что Мишель тоже орет вместе со всеми, Магдалена, приподнявшись на
цыпочки, дотянулась до его уха и прокричала:
- А что это означает?
Мишель взглянул на нее в замешательстве:
- Не знаю, и преподаватели не знают. Никто не знает. Но таков обычай.
Не стоило заглядывать в эти сияющие синие глаза - он тут же потерял
голову. Магдалена была до жути хороша, и красота ее казалась Мишелю
одухотворенной, в отличие от роскошной, земной красоты Жюмель. Вот только
проклятые веснушки пятнали щеки. И все-таки он радовался, глядя, как пухлые
девичьи губы шевелятся, чтобы спросить его: