"Еврипид. Финикиянки (пьеса)" - читать интересную книгу автора

трагедии, введенному Еврипидом по достаточно случайному поводу, в какойто
мере обосновать свою заинтересованность в происходящем (см. ст. 243 - 249,
291 сл.).
История рождения Эдипа и его дальнейшая судьба излагается в
"Финикиянках" (ст. 13 - 62, 379 - 381, 801 - 817, 1043 - 1050, 1589 - 1611)
в общем в согласии с традиционной версией, обработанной Софоклом ("Царь
Эдип"); отступление представляют только ст. 47 - 49, 1204 - 1206, из которых
следует, что рука Иокасты была уже заранее обещана Креонтом тому, кто
избавит город от Сфинкса, в то время как у Софокла Эдип стал мужем Иокасты
только в силу стечения обстоятельств.
О взаимоотношениях Эдипа с его сыновьями повествовала послегомеровская
эпическая поэма "Фиваида", из которой сохранилось несколько небольших
отрывков. Суть дела сводилась к тому, что, хотя ослепивший себя Эдип
продолжал жить в своем дворце в Фивах, Этеокл и Полиник запретили ему
появляться на людях, надеясь таким образом погасить мрачную молву о своем
происхождении (ср. ст. 63 - 65). Постепенно они стали относиться к отцу со
все меньшим почтением: один раз они послали ему неподобающую часть мяса от
жертвенного животного, в другой раз подали кубок убитого им самим Лаия. Эдип
увидел в этом оскорбительное напоминание о его прошлом и в гневе проклял
сыновей, завещав им делить мечом отцовское наследство. В такой, наиболее
естественной, последовательности эти события излагаются в "Финикиянках" в
ст. 872 - 877. Наряду с этим, однако, уже в "Семерых..." Эсхила можно
наблюдать известное смещение хронологической перспективы, находящее
отражение и у Еврипида, в ст. 66 - 68, 253 - 255, 474 - 479, из которых
возникает представление, будто Эдип проклял сыновей без всякого повода с их
стороны. Логическая связь между событиями, конечно, этим нарушается, но зато
сгущается трагическая атмосфера, окутывающая образы Иокасты и обоих братьев.
Уже древние критики ставили в вину Еврипиду "переполнение" "Финикиянок"
побочными эпизодами, не имеющими прямого отношения к основному конфликту; к
числу таких сцен, несомненно, относится обозрение вражеского войска с крыши
Фиванского дворца (ст. 88 - 192), мотив жертвоприношения Менекея (ст. 889 -
1018), спор Антигоны с Креонтом о погребении Полиника (ст. 1643 - 1671), и в
новое время не раз делались попытки заподозрить в подлинности тот или иной
эпизод "Финикиянок". Подобные стремления нельзя признать всегда
основательными. Прежде всего по самому замыслу "Финикиянки", наряду с
"Троянками", принадлежат к типу трагедий, которые уже Аристотель называл
"эпизодическими", вполне допуская существование такой жанровой
разновидности. А затем некоторые сцены, на первый взгляд кажущиеся лишними,
играют существенную роль в замысле целого; так, индивидуализм и
антиобщественное поведение обоих братьев выявляются еще отчетливее при
сравнении с патриотическим самопожертвованием Менекея.
Анненский напечатал свой перевод "Финикиянок" в журнале, рассчитанном
на широкого читателя ("Мир Божий, 1898, Э 4), и не успел переработать его
для переиздания. Отсюда некоторая избыточность в ремарках. Самый смелый
домысел в них - "закат солнца" в начале и ночной "мрак" при появлении
Полиника - опирается только на молитву к Артемиде-Луне (ст. 176) и на
неправильно понятые слова Полиника (ст. 276: в подлиннике - "темные ножны").
Вряд ли "смотр со стены" Антигоны и старика можно себе представить в
вечерних сумерках.